Адаптация российского и зарубежного бизнеса к санкциям не принесет ничего хорошего. Об этом в интервью «Коммерсантъ FM» заявил главный исполнительный директор группы «Deutsche Bank в России» Павел Теплухин. С ним на Международном экономическом форуме беседовали политический обозреватель радио новостей Дмитрий Дризе и заместитель шеф-редактора ИД «Коммерсантъ» Дмитрий Бутрин.
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ / купить фото
Д.Б.: Остался ли у вас шанс на переформатирование европейской политики? Я так понимаю, что в вашем бизнесе значительную роль будет играть, будем ли мы дальше дружить с Европой. Что вы здесь видите по этому поводу?
П.Т.: Если вы говорите о дружбе России с Европой — куда мы денемся-то? Мы соседи навсегда, и по этому поводу наши экономические связи сохраняются. На самом деле, если смотреть на индустриальную составляющую этого процесса, в том числе и по каким-то проектам, которые подписаны раньше или которые рассматриваются сегодня, то весь стандартный набор присутствует: и энергетика присутствует, и наша любимая нефтедобыча присутствует, весь потребительский набор, за исключением продуктов питания. Так что никуда мы не делись друг от друга, и будем работать, и продолжать жить вместе.
Д.Б.: И чуть-чуть про Германию, на самом деле, я понимаю, что у вас международный бизнес, тем не менее, Deutsche Bank — это Deutsche Bank. Меня очень удивило, что здесь большое количество людей, которые занимаются программой индустрии 4.0. Это все-таки немецкая внутренняя программа, внутренняя европейская инновационная программа. Большая, что называется четвертая технологическая революция. С русскими много это обсуждают, а вы вообще видите какой-то интерес к русским технологическим компаниям?
П.Т.: Наверное, это все-таки не совсем для Deutsche вопрос. Потому что мы пришли в Россию 135 лет назад вместе с Siemens, и что для Siemens хорошо, то и для нас хорошо, я имею в виду для Deutsche Bank. И мы говорим про крупную индустрию, мы говорим про значительные инфраструктурные проекты. А все-таки новые технологии — это не совсем наша специализация. Хотя никуда мы не денемся, и все там будем. Но для нас по-прежнему важны крупные инфраструктурные проекты глобального уровня.
Д.Д.: Какие?
П.Т.: Они все на слуху. «Северный поток» мы все вместе строили. Я считаю, что Deutsche Bank присутствовал в полном размере.
Д.Д.: Что-то новое, прорывное?
П.Т.: Я просто не могу говорить про будущие проекты, к сожалению, в банковской сфере с этим делом очень строго. Про исторические, читайте все, мы строили в Сибири «Помары—Ужгород» трубопровод, тоже Deutsche Bank строил, 135 лет назад телеграфную дорогу между Петербургом и Москвой.
Д.Б.: Сейчас есть мнение, что на Западе уже устают от санкций, и западный капитал стремится в Россию, как-то хочет обойти запреты, так это или нет? Есть ли сейчас интерес к России какой-то? Либо этот отрицательный имидж слишком сильно довлеет, все эти политические вещи? Мы же не можем от этого уйти.
П.Т.: Я думаю, что есть разные категории людей, они по-разному реагируют на эти процессы, но, прежде всего, когда мы говорим про российское население, то надо сказать, что Россия, российское население и другие экономические агенты, в том числе и предприятия государственные, в целом адаптировались к сегодняшним реалиям, включая санкционный режим. Понятно, что у населения, может быть, короче цикл такой адаптации, у индустрии — чуть длиннее, а государство отстает на сегодняшний момент. Условно, бюджет нуждается в том, чтобы адаптироваться к новым экономическим реалиям, включая опять же санкционные аспекты.
С точки зрения западного бизнеса, я думаю, абсолютно та же самая прагматичность. К сожалению, индустрия с коротким экономическим циклом, прежде всего, сельское хозяйство, тоже адаптируется. К сожалению, потому что адаптируется в другую сторону, то есть первый шок был болезненный, но сейчас были найдены новые рынки, новые каналы, новые продажи, и в целом этот процесс завершился.
Такая адаптация, конечно, ни к чему хорошему не приводит. Мы прекрасно понимаем, что есть еще эффективное разделение труда, в том числе международное разделение труда, и по этому международному разделению труда действительно целый ряд продуктов, в том числе и питания, в России производить экономически невыгодно. Тем не менее, политики нас поставили в такие рамки. Мы с этими рамками научились жить. С точки зрения какой-то любви среди бизнеса, финансов, и тому подобное, я думаю, что это из разных категорий, из разных языков вся эта терминология. Если прагматический смысл есть — есть.
Д.Д.: Но ведь есть рекомендации, что с Россией иметь дело сейчас нельзя по таким-то причинам, что есть рекомендации правительств, общественного мнения, ведь западные компании прислушиваются, наверное, к общественному мнению?
П.Т.: Я бы хотел эту тему оставить людям, непричастным к бизнесу, потому что это действительно во многом спекуляции.
Д.Б.: Одним из больших факторов, которые с вами конкурируют, с вашими деньгами на российском рынке, является огромное количество депозитов корпоративных. В принципе, мы сейчас в экономике имеем где-то годовой объем инвестиций на депозитах, банковский канал не работает. Вы чувствуете эту потенциальную конкуренцию: в России, с одной стороны, ни у кого нет денег, с другой стороны, у России есть примерно годовой объем на депозитах инвестиций, которые никто не хочет инвестировать. По крупным проектам вас это беспокоит?
П.Т.: На самом деле, этот вопрос мне сильно нравится, потому что здесь некое интеллектуальное упражнение. Он примерно из той же категории, что и вопрос о том, что в некоторых странах государство заботится о собственной экономике и в случае кризиса увеличивает дефицит государственного бюджета для того, чтобы подстегнуть экономический рост. Неправильно за счет государственного долга финансировать экономический рост, не работает так экономика, потому что сначала происходит инфляционный скачок, и только потом, возможно, происходит или не происходит экономический рост, а скорее, не происходит. Это все слишком рискованная зона.
Так и здесь, когда мы говорим про депозиты, конечно, они присутствуют, и это замечательно, и рост депозитов очень здоровый. Но депозитами населения нельзя финансировать инвестиционные проекты ровно потому, что это деньги разной срочности. И с учетом российских реалий, когда гражданский кодекс позволяет любому гражданину прийти в банк и забрать свой депозит досрочно, этими деньгами уже, с точки зрения бизнеса, и с точки зрения банка технологически нельзя фондировать долгосрочные экономические проекты, потому что это слишком повышает риск самого банка. Поэтому эти цифры очень лукавые.
Хорошо, когда депозиты растут, но здесь важно другое: у нас отсутствует инвестиционный спрос, а платежеспособный инвестиционный спрос в свою очередь отсутствует из-за того, что по-прежнему высокая инфляция. Поэтому давайте все-таки сконцентрируемся на снижении инфляции с помощью Центрального банка и с помощью высокой ставки, в том числе по депозитам, и потом инвестиционный спрос сам придет и сам найдет деньги.
