"Кинотавр" уже лет десять как несет на себе миссию не просто главного национального фестиваля, но лабораторного полигона нонконформистского кино, которое еще недавно рассматривалось как наше стратегическое оружие. Вехой на этом пути стали приход в качестве идеолога и президента фестиваля Александра Роднянского и победа фильма Кирилла Серебренникова "Изображая жертву" (2006). Это он начинался с незабываемой фразы "Русское кино в жопе, только Федя Бондарчук прикольный чувак", в которой было столько лирики, чисто русского самобичевания и при этом безбашенного исторического оптимизма.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
Промелькнуло десятилетие, российская "новая волна", взметнувшаяся в Черном море супротив сочинской гостиницы "Жемчужина", улеглась в ровную гладь постсериальной продукции: именно она составила костяк конкурсной программы нынешнего "Кинотавра". Но даже на самом ровном месте встречаются пригорки и всплески: таковым стал дебют Оксаны Карас "Хороший мальчик". Ему досталась большая часть восторгов и комплиментов во время фестиваля, а в итоге — главный приз. Это кино, которое можно не без удовольствия смотреть, особенно в первой половине, где даже вспоминается "Добро пожаловать" Элема Климова с его школьно-подростковой эксцентрикой — конечно, трансформированной в более современном духе. Однако по мере движения к финалу картина все больше отдаляется от этого счастливо уловленного тона и вязнет в жирном слое субстанции, которую раньше называли лакировкой действительности.
Еще был термин "борьба хорошего с лучшим": это она и есть. Прекрасный трогательный папа (Константин Хабенский) злится на чуть менее прекрасного директора школы (Михаил Ефремов), который рассекретил обидное прозвище своего бывшего одноклассника. Еще более прекрасный "хороший мальчик" Коля (Семен Трескунов) снисходительно относится к папиным чудачествам и пытается исправить отдельные недостатки директора, который морочит голову прекрасной Алисе, учительнице английского, и злостно не хочет на ней жениться. В итоге все более или менее устраивается, и герои пускаются в коллективный танец, словно в "Девушках из Рошфора", никак не будучи подготовлены к жанровой стихии мюзикла.
Да шут с ним, пусть танцуют. Но они еще принимают позу отъявленных фрондеров без должного на то основания. Это касается не только самих героев, но и авторов фильма. Наверное, им кажется, что они просто ходят по лезвию бритвы, ведь в свете нынешних минкультовских предписаний тут все криминально: молодая училка наливает ученику бокал вина, а директор школы тащит его в игорный дом, подростки жуют зверобой в поисках наркотического эффекта и т. д. и т. п. Этой фронде, конечно, грош цена — так же, как диссидентству героев других российских фильмов последнего периода, выбравших объектом своего протеста памятник Петру I работы Церетели. Потому что главной целью этих фильмов остается похохмить и развлечь.
Развлекательность настолько зашкаливает, что начинает полностью диктовать и определять контекст — не где-нибудь, а уже в сегменте фестивального артхауса. И в этом контексте белыми воронами смотрятся ставящие куда более серьезные вопросы фильмы Василия Сигарева, Бакура Бакурадзе или, как в этом году, Ивана И. Твердовского. Его "Зоология" оказалась самой радикальной картиной конкурса, невольно повторяя собственный сюжет: у героини, уже не юной женщины, внезапно отрастает хвост, и она все более явно ощущает себя изгоем в обществе, где принято не выделяться из массы, а на вопрос, как дела, отвечать: как у всех.
Венгерский философ Дьердь Лукач сказал как-то, что в социалистических (подцензурных) странах политическое кино возможно только в форме притчи или аллегории. Он имел в виду, конечно, не искусство пропаганды, а нечто совершенно обратное. Действительно, в Советском Союзе самые важные проблемы общества ставились в авторских фильмах-притчах (возьмем хотя бы Вадима Абдрашитова), а иногда зашифровывались даже в популярных комедиях (Гайдая и К°). И те и другие почти исчезли с крахом коммунистической системы.
А сейчас — глядишь, и возродятся в том или ином виде. "Зоология" — фантасмагория, говорящая об инакомыслящих и инакочувствующих, о тех, которые не являются хорошими мальчиками и хорошими девочками и не могут рассчитывать, что все в их жизни закончится зажигательным танцем. Интимная, очень личная картина касается травмированного сознания и подсознания многих мужчин и женщин, которые, скорее всего, об этом даже не подозревают. С другой стороны выходит на эту же индивидуальную орбиту со своим "(М)учеником" Кирилл Серебренников: фильм о "плохом мальчике", о том, как отчужденное одиночество юного героя оборачивается агрессией и фанатизмом. По существу, только две эти картины, а также включенные в конкурс первоклассные документальные ленты — "Чужая работа" Дениса Шабаева и "Год литературы" Ольги Столповской — ставили зрителя перед проблемами, имеющими отношение к реальности. Да-да, отросший хвост может быть не менее реален, чем просроченный кредит, угроза сноса дома или мытарства гастарбайтера.
Жюри "Кинотавра" под началом постановщика "Экипажа" Николая Лебедева оказалось адекватно новой ситуации и в общем-то способно ее интеллигентно отрефлексировать. Кирилл Серебренников получил титул лучшего режиссера, Дениса Шабаева наградили за дебют, "Зоологию" поощрили премией Наталье Павленковой, несомненно заслужившей за свою экстраординарную роль актерскую награду. Однако, отдав высшую ступень пьедестала почета бодрому и нарядному "Хорошему мальчику", жюри просигнализировало зеленый свет кинематографу милому, легкому, беспроблемному — такому, каким видится в фокусе нашей культурной политики жизнь достигшего полной монолитности российского общества. Когда-то уже делалась ставка на такое кино — в начале 1950-х и в начале 1980-х. Кончилось это довольно скоро: в первом случае оттепелью, во втором — перестройкой.