Московский театр имени Станиславского сыграл премьеру спектакля "Завещание по-итальянски". Постановкой трагикомедии некоего Акилле Компанилле руководил Семен Спивак. Это третий спектакль питерского режиссера в театре Станиславского, но первый, выпущенный им в ранге главного режиссера.
Назначенный несколько месяцев назад главным режиссером Семен Спивак начал свою деятельность с беспроигрышного популистского хода, опробованного многими государственными руководителями. Он объявил амнистию. Некоторые сезонами не игравшие вовсе или довольствовавшиеся двумя репликами у задника актеры господином Спиваком были прощены и получили в многонаселенной итальянской пьесе роли с именами.
Когда во втором действии на сцену один за другим выкатились разнообразные персонажи, у меня лично создалось паническое ощущение. Как будто где-то в недрах сцены сняли охрану с какого-то потайного помещения, и содержавшиеся в нем по чьей-то злой воле люди наконец-то дорвались до подмостков и зрителей. "Теперь-то я уж за три реплики докажу, что наказан был зря",— наверное, думает каждый из них. Впрочем, большинство амнистированных досрочно, еще в первом действии, кажется, руководствуются все тем же мстительным чувством. Видимо, Семен Спивак решил таким образом самому себе доказать бедственное состояние труппы, которую теперь возглавляет.Для этой самоострастки разумно выбрана пустяковая итальянская пьеска. Отчасти она напоминает недавний мхатовский хит "#13", только сделана гораздо хуже. Но это еще одна комедия положений, где весь сыр-бор разгорается вокруг трупа, который одни персонажи стараются спрятать от чужих глаз, а чужие глаза норовят случайно обнаружить. Как и у англичанина Рэя Куни, труп у итальянца Акилле Компанилле оказывается мнимым и "оживает" в самый неожиданный момент. "#13" происходит в гостинице, а "Завещание" — в квартире: там и умирает глава семейства Пьеро.
Кем он был и почему вдруг отправился в лучший из миров, неважно. Важно, что согласно последней воле покойного весть о его смерти должна быть обнародована только после похорон. Домочадцы оказываются прилежными душеприказчиками и занимают эшелонированную оборону. Естественно, непрошенные визитеры и глупые недоразумения сыплются на семью одно за другим. Покойник меж тем регулярно выглядывает из шкафа и строит рожи живым.
Играется вся эта дребедень настолько приблизительно, суетливо и крикливо, что раздраженные критические зоилы уже через пять минут начинают пихать в бок соседей и шипеть в пустоту нечто возмущенное, в том духе, что мыслимое ли это дело, такая самодеятельная пошлятина в самом центре столицы, в тех стенах, где когда-то творили Анатолий Васильев и Евгений Леонов, ну и так далее. А соседи — ничего себе, не так, чтобы умирают от счастья, но иногда даже подхихикивают над глупостями, творящимися на сцене. Критик тогда успокаивается и думает: в конце концов мы же строим буржуазное общество. А несомненной принадлежностью развитого буржуазного общества является бульварный театр. На Тверской такому учреждению — самое место. Странно, правда, что для строительства репертуара надо выписывать режиссера из Петербурга, который, кстати, в своем тамошнем Театре на Фонтанке ставит серьезные спектакли по серьезным пьесам, и многие из тех спектаклей весьма хороши.
В таком вот небольшом театрике (вернее, в театриках, потому как их в большом буржуазном городе нужно иметь вдоволь) незначительные работники сцены должны бойко и недлинно разыгрывать для невзыскательных горожан всякую чепуху. Так что дирекция театра Станиславского на верном пути. А то у нас театрами считаются только больше солидные академии, где показывают какие-то торжественные классические полотна или нескладные опусы далеких от нужд мещанства экспериментаторов. Здесь же тебя развеют, рассмешат и отпустят с миром: чем богаты, тем и рады, без претензий.
Но в том-то и беда, что без претензий никак не выходит даже на бульваре. Для глупейшего "Завещания по-итальянски" в Театре имени Станиславского зачем-то придумывают слезливый псевдолирический финал. После воскресения покойника, ожившего столь же бестолково, сколь и умершего, семья усаживается за стол, появляется праздничный пирог со свечками, выходят музыканты, и герои затягивают что-то печально-слезливое про мечты о семейном счастье. Мало им просто развлечь людей, обязательно нужно еще меланхолическое назидание присобачить. Любят у нас все-таки над каждой третьесортной коммерцией зажигать дежурное небо в алмазах.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ