Вчера президент России Владимир Путин принял в Москве премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ сообщает, что настоящим героем пресс-конференции, да и всех переговоров, оказался израильский переводчик, который, впрочем, и раньше был известен, по крайней мере в Израиле.
В Большом театре Владимир Путин и Биньямин Нетаньяху предпочитали общаться языком жестов — видимо, чтобы не задействовать никакого переводчика
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Переговоры в Кремле были более или менее стремительными. Нельзя было ускорить, кажется, только обед, чудесным образом совпавший с переговорами в расширенном составе.
До этого, в начале переговоров в узком составе (господину Нетаньяху переводил его, как тот сам признался позже в Большом театре, друг, министр по делам абсорбции Зеэв Элькин), Владимир Путин и Биньямин Нетаньяху старательно обменивались любезностями, словно пытаясь продемонстрировать друг другу и тем более всем остальным, что в день 25-летия восстановления дипломатических отношений между Израилем и Россией нет ничего, что может омрачить эти отношения.
Между тем еще в прошлый визит, около двух месяцев назад, израильский премьер, по крайней мере на людях в Представительском кабинете Кремля, был неспокоен, говоря о том, как избежать проблем в отношениях между Россией и Израилем. Позже выяснилось, что речь шла прежде всего о проблемах в небе, между израильскими и российскими самолетами.
Видимо, проблем и в самом деле больше нет. Тем более что последние события разворачивались на земле: накануне приезда господина Нетаньяху российский президент выдал Израилю танк, который попал к нам в свое время после сирийско-израильской войны. Господин Путин, видимо, без сожаления вернул этот трофей, тем более что для Израиля он имеет не историческую, а вполне прикладную ценность: в танке были, а возможно, что и горели, израильские солдаты, и потом, на пресс-конференции, Биньямин Нетаньяху говорил, что родственники до сих пор не знают, как погибли израильские танкисты.
На пресс-конференции Владимир Путин и Биньямин Нетаньяху мирно рассказывали про объем торговли между Израилем и Республикой Татарстан, который за последний год вырос в четыре раза; про завод моторного топлива в Ярославле, построенный при участии еврейского капитала (как будто что-нибудь может быть построено без его участия)… Израильский премьер с удовольствием сообщил, что на переговорах сосредоточились не на том, что было в последние 25 лет, а на том, что будет в следующие 25.
По-прежнему переводил господин Элькин, который, кроме всего прочего, является лидером фракции правящей партии «Ликуд» в израильском Кнессете. Мог ли он не конфисковать микрофон у штатного израильского переводчика? Исключено. Ведь для него это была, кроме всего прочего, единственная возможность тоже выступить на этой пресс-конференции. И он использовал ее без преувеличения блестяще.
Дело в том, что израильский журналист задал премьер-министру вопрос, разумеется, на иврите. Биньямин Нетаньяху посмотрел на Зеэва Элькина, перевода на русский не последовало, и израильский премьер начал отвечать на иврите. Время от времени он делал паузы, выжидающе смотрел на своего министра, тот молча кивал — и господин Нетаньяху, в душе, видимо, пожимая плечами, продолжал отвечать, все более и более развернуто. И даже увлеченно. И по-прежнему с ожиданием смотрел на Зеэва Элькина. В конце концов премьер-министр закончил. Сказать, видимо, было больше уже совсем нечего, хотя он, кажется, еще хотел. Возникла пауза. Все ждали наконец перевода, хотя я совершенно не понимал, как господин Элькин дословно переведет главу правительства: для этого он, кроме природного русского языка, должен был обладать феноменальной памятью.
Но она не потребовалась Зеэву Элькину.
— Я не перевожу,— просто сказал он,— потому что вопрос был посвящен нашим внутренним политическим проблемам.
Вряд ли что-нибудь подобное было в истории не только российско-израильского перевода, но и общемирового тоже.
Переводчик не может же сам решать, что стоит переводить на пресс-конференции двух глав государств, а что нет. И даже министр абсорбции не может. Но вот лидер партии «Ликуд», как выяснилось, может.
— Нам интересно тоже…— промолвил наконец российский президент.
Только тут участники пресс-конференции поняли, кажется, что произошедшее — повод и для смеха тоже. И воспользовались им как умели.
— Жалко, что у нас мало людей, которые говорят на иврите. Когда эти полтора миллиона (репатриантов из бывшего СССР.— А. К.) вернутся к нам, ситуация изменится,— пообещал российский президент.
Вызывала восхищение невозмутимость господина Элькина. Он, качнув головой, предложил, если кого-то интересует, пересказать ответ премьер-министра в сокращенном виде. И не услышав явного и скорого одобрения своей идее, не стал и этого делать.
Результат: главным героем пресс-конференции стали не Владимир Путин и Биньямин Нетаньяху, как можно было предположить до ее начала, а их величественный переводчик.
Потом Владимир Путин отвечал на вопросы о судьбе так и не случившихся газопроводов по дну Черного моря и говорил, что «мы окончательно не отказались ни от одного предложения, ни от “Южного потока”, ни от “Турецкого”…».
То, что он сказал про «Турецкий поток», можно было бы счесть сенсацией, учитывая состояние отношений с Турцией, а точнее, их полное отсутствие, но только следует относиться к этим словам так, как они этого заслуживают: Владимир Путин намерен был, видимо, продемонстрировать, что ему настолько все равно мнение его турецкого коллеги, если речь идет о взаимодействии с Европой и извлечении прибыли из этого взаимодействия, что Россия может газопровод по дну Черного моря до Турции спокойно проложить — вот насколько ему все равно.
Когда Владимира Путина попросили прокомментировать отказ Польши от поставок российского газа по истечении контракта, российский президент сначала поинтересовался, «при чем здесь евреи», а потом подробно ответил, и стало ясно: хотел ответить, и может быть, даже очень. Владимир Путин объяснил, что российская сторона уже намерена, если это и в самом деле произойдет, предложить направить на белорусско-польскую границу объемы российского газа, которые сейчас уходят в Польшу,— для тех, кто захочет их купить.
— Это могут быть компании и немецкие, и польские, и итальянские, и французские… кто-нибудь купит. Если не купят — тоже ничего… Может, израильтяне купят…— вдруг предположил он.— И будут продавать этот газ в Польше. Тоже вариант!
Биньямин Нетаньяху улыбнулся шутке вежливо. Между тем все в ней было ясно: господин Путин давал понять, что, конечно, отдает себе отчет в том, что если решение отказаться от российского газа и состоится, то оно будет исключительно политическим, и газ этот Польше так или иначе будет нужен, так что России опять все равно, кому продавать, так что она, а вернее, он выше этого, потому что это тот случай, когда бизнес выше политики, и в этом сейчас политика и состоит.
Владимир Путин говорил, а в ушах у меня все стоял так и не произнесенный министром абсорбции ответ на вопрос израильского журналиста о такой внутренней политике Израиля.
Надо же, как громко иногда звучат непроизнесенные слова.
Теперь я ждал, что уже поздним вечером в Большом театре господин Элькин снова выступит, когда на сцену выйдут Владимир Путин и Биньямин Нетаньяху.
Но там был другой переводчик. Конечно, ведь перевод осуществлялся из-за кулис.
А это господину Элькину было уже просто неинтересно.