52 года назад поэта Иосифа Бродского, осужденного за тунеядство, отправили из Ленинграда в ссылку для "принудительного труда в отдаленной местности". Местностью оказалась деревушка на юге Архангельской области, где Бродский провел полтора года — вместо присужденных ему пяти.
Предприимчивые северяне превращают имя поэта в местный бренд: по количеству музеев Бродского на душу населения Коношский район опережает Нью-Йорк, Венецию, Петербург и прочие места, где тот прожил гораздо дольше. Честно говоря, опережает очень сильно, ибо таких музеев в мире просто нет. Экспозиция в петербургском доме Мурузи открывается лишь на время, "американский кабинет" в музее Анны Ахматовой тоже считается временной выставкой.
А Коноша — вот она, стоит под низким и широким северным небом. Она не похожа на Петербург и даже на другие архангельские райцентры, сохранившие вид средневековых купеческих городков или богатых речных сел. Это типичный лесной поселок из сборно-щитовых домов, большинство из которых еще видели 23-летнего Бродского, доставленного сюда по этапу из архангельской пересылки. Размером всего-то полтора на два километра, но местные краеведы умудряются водить здесь экскурсию полтора часа. У них вся Коноша превращается в музей: библиотека, в которой брал книги будущий нобелевский лауреат, комбинат бытового обслуживания, где он служил фотографом в последние месяцы ссылки, милиция, в которой он сиживал, редакция районной газеты, опубликовавшей первые в СССР его стихи. Вдобавок вас снабдят набором мифов и легенд, который хвостом тянется за любой исторической личностью: как Бродский тайно ночевал в Коноше, как знакомился с девушками на танцах и пил пиво в закутке парикмахерской. В столицах следы даже самой масштабной личности размываются, пропадают во времени, в поселке же, где каждый человек на виду, все они — настоящие и ложные — сохраняются десятилетиями.
"...лучше точно не было"
Коношане прекрасно осознают, что в их районе Бродский оказался не по своей воле и, в общем-то, случайно. Но это не мешает считать его своим. В конце концов, Пушкин в Михайловском тоже "сидел". Это хорошо заметно в музее N 1, который расположен на площадях районного краеведческого музея. (Помимо Бродского и истории Северной железной дороги здесь есть совершенно чудесная выставка о провинциальных дискотеках, но это к делу не относится.) Здесь можно увидеть фотографии коношан, встречавшихся с Иосифом Бродским и послуживших позже источниками информации для его биографов. Самое интересное, что часть снимков сделана самим Бродским, в бытность его фотографом Коношского КБО. Среди экспонатов выставки — стол из районного суда, за которым было принято решение о досрочном освобождении Бродского из КПЗ, где он отбывал 15 суток за нарушение режима (прогуливал работу), номера газеты "Призыв" за 1965 год, где опубликованы два стихотворения; редакционная печатная машинка, посуда, принадлежавшая его местным знакомым.
Второй музей — напротив, вполне себе современная композиция, которые ее авторы именуют по-модному "пространство", в районной библиотеке. Здесь стоит здоровенная конструкция из стекла, как бы символизирующая собой одновременно "поэтический кристалл" и деревенский дом с двускатной крышей. В стенах кристалла прорезаны окна, в которых видны фотографии все тех же коношан, с которыми общался Иосиф Бродский во время ссылки. В каждом окне можно прослушать стихи в исполнении автора, а чтение особо выдающихся гостей здесь же могут и записать для аудиоархива. В библиотеке есть "шкаф Бродского" с подборкой книг, которые он брал, и электронный терминал, позволяющий изучить судебное "Дело Бродского" в виде компьютерной программы. Перед входом в библиотеку (которая с 2004 года носит имя поэта) — еще один арт-объект в виде скамейки с цитатами из "местных" стихов, самый известный и самый подходящий из которых, пожалуй, "Северный край, укрой...".
Дело в том, что Бродский не так уж часто описывает в стихах свое отношение к тому месту, в котором ему пришлось оказаться. Точнее говоря, реалии северной деревни служат для него своеобразной декорацией, в которой разыгрываются различные жизненные ситуации — от возвышенных до комических. Но сам автор смотрит на всю эту грязь, холод, звезды, репу, трактора, колодцы, несколько отчужденно, даже можно сказать, недоумевающе. И самое главное — никогда, ни одним словом он не выражает чувства обиды или неприязни к Северу. Напротив, по его собственным словам, "были периоды хуже, но лучше точно не было". Бродский, хоть и жил до ссылки в ивановской башне из слоновой кости, отнюдь не был белоручкой. Но все-таки он был молодым шалопаем — и вот его ввергли в самую пучину, где "идиотизм сельской жизни" подкрепляется природными условиями, заставляющими каждый день буквально бороться за жизнь. Это не "мой мохито в "Ла Бодегите", мой дайкири в "Эль Флоридите"".
Он увидел там — и это было для него потрясением — как живет "простой народ".
"Возможно я был бы интеллектуалом, читающим книги, — Кафку, Ницше и других. Эта деревня дала мне нечто, за что я всегда буду благодарен КГБ, поскольку, когда в шесть утра идешь по полю на работу, и встает солнце, и на дворе зима, осень или весна, начинаешь понимать, что в то же самое время половина жителей страны, половина народа делает то же самое. И это дает прекрасное ощущение связи с народом. За это я безумно благодарен — скорее судьбе, чем милиции и службе безопасности. Для меня это был огромный опыт, который в каком-то смысле спас меня от судьбы городского парня". Из ссылки Бродский вернулся зрелым 25-летним мужчиной, не просто поэтом от бога, но человеком, осознавшим свое место в жизни.
Третий музей в Коноше — самый необычный. Его открыли лет семь назад местные предприниматели — супруги Тамара и Александр Распоповы. Совершенно случайно, как и многое в этой истории. В 1989 году, когда вышел первый советский сборник Бродского, отец Александра, служивший шофером в райкоме, вспомнил, что как-то подвозил "необычного тунеядца". Александр Распопов начал читать стихи, и, что называется, "подсел". Вместе с женой он начал собирать книги Бродского и о Бродском, наладил переписку с бродсковедами по всему миру. Распоповы первыми начали фиксировать на видео беседы с местными жителями, помнившими ссыльного поэта, принимать у себя туристов. Постепенно материалов — книг, статей, почтовых марок — накопилось столько, что пришлось купить под музей соседний дом. По сути дела, в Коноше находится серьезный литературоведческий центр, которому позавидовал бы иной университет.
Стихи в огороде
Но все-таки местом ссылки была не Коноша, а деревня Норенская (Норинская), выбранная Бродским для проживания за созвучие с фамилией жены его друга Евгения Рейна — Галины Наринской. Полвека назад в деревне были почта, чайная, магазин, 30-40 домов, из которых в половине жили люди. С тех пор изменилось многое — появилось электричество, проложили асфальт, а домов стало вдвое меньше (постоянно обитаемый — один). Тем не менее в деревне три (!) музея.
Первый — музей деревенского быта в доме Пашковых. Полвека назад здесь был единственный на всю деревню телефон. Сюда Бродский ходил разговаривать с Ленинградом. Телефон, как ни удивительно, сохранился. Вообще для музейщиков большим подспорьем оказалась деревенская традиция ничего не выкидывать, а ненужные вещи складывать на чердак или в подпол. Так были обнаружены фотобачок Иосифа Бродского с трогательной самодельной пробкой (чтобы экономить растворы, старались растянуть их на несколько проявок); крышка от адресованной ему отцом посылки. Отдельная история связана с самоваром, из которого сейчас можно попить чаю в Норинской. Самовар купили с рук по объявлению в районной газете, но при изучении его биографии выяснилось, что самовар начинал свою службу в чайной в деревне Норинская — то есть, скорее всего, и Бродский из него угощался.
Дом Пашковых несколько лет назад выкупила чета предпринимателей Мальцевых, поверивших в возможность возрождения Норинской. Чуть позже они приобрели у наследников дом Таисии Пестеревой, где ссыльный прожил первые две-три недели. Этот довольно большой и крепкий дом хорошо сохранился — в нем сейчас размещают туристов. Здесь же функционирует русская печь, на которой готовят аутентичные местные блюда — простые, но вкусные. К слову сказать, Бродский в ссылке сам себе практически не готовил — питался консервами да галетами, которыми его снабжали столичные друзья. Поэтому местные туроператоры лишены возможности создавать главный продукт — "любимое блюдо Брюса Ли". Единственное, что точно ел Бродский, и что сейчас пытаются брендировать с его "помощью", — это коношские пряники.
Третий, и главный музей в Норинской — это дом еще одних Пестеревых, Константина и Афанасии (бабы Насти). Это тот самый дом, в котором написаны 160 стихов "норинского" цикла, и про который сам Бродский писал: "Я живу один в деревянном домике, возле которого весь день гуляют куры и кричит петух. В домике шесть маленьких окон, и в них всегда можно увидеть коров, овечек, козочек и лошадок. А за ними леса и леса. Днем я работаю где-нибудь в поле, а вечером зажигаю свечечку, сажусь и начинаю читать книжки".
Дом Пестеревых, в пристройке к которому ссыльный поэт и прожил полтора года, еще недавно был фактически развалиной. Благодаря помощи местных лесопромышленников его удалось отреставрировать (чтобы изба не смотрелась новоделом, использовали бревна от нескольких старых срубов). Восстановили, по фотографиям и воспоминаниям гостей Бродского, обстановку: прибитый к стене стол с письменной машинкой, керосиновой лампой (подлинная), приемником "Спидола", аналогичным тому, по которому Бродский с приехавшими друзьями ночью слушал Би-би-си. Отреставрировали старый диван, нашли старые газеты, чтобы заново обклеить потолок и стены. В доме Пестеревых проходят основные мероприятия, связанные с именем Бродского: литературные конкурсы, театральные постановки, уроки для школьников. Здесь же, в огороде, буквально культивируют еще одну легенду. Согласно местному апокрифу, в сентябре 1965 года Бродский, уезжая из Норинской, и еще не зная, что навсегда, пообещал бабе Насте помочь выкопать картошку. Но на Север он так и не вернулся, а вскоре и вовсе был вынужден покинуть страну. Вот уже третий год коношане и приезжие поклонники его стихов проводят акцию "На картошку к Бродскому" — весной сажают, а осенью выкапывают картошку на огороде Пестеревых. Земля, отдохнувшая за 50 лет, дает отличный урожай. Картошку пекут тут же на костре и прямо в огороде читают стихи.