Принято сенсационное решение по реконструкции Мариинского театра. Впервые в истории постсоветской России для осуществления крупнейшего национального проекта приглашен зарубежный архитектор, имеющий статус международной звезды. ЭРИК ОУЕН МОСС (Eric Owen Moss) вчера завершил свой четырехдневный визит в Россию. Перед отлетом в Америку он встретился с корреспондентом Ъ ГРИГОРИЕМ Ъ-РЕВЗИНЫМ.
— Каковы итоги ваших переговоров в Петербурге? Председатель Госстроя Анвар Шамузафаров перед нашей встречей с вами сообщил мне, что проект — дело решенное. Вы подтверждаете это?— Приятно слышать такое утверждение министра. Раз он так говорит... Проекта театра еще нет. У меня есть идея проекта, с ней я и приехал в Петербург, но сам проект должен быть представлен в начале будущего года. 21 января — эта дата зафиксирована в подписанных документах. На сегодняшний день, видимо, можно считать решенным, что мы делаем этот проект.
— Кто его поддерживает с российской стороны?
— Прежде всего председатель Госстроя Анвар Шамузафаров — от лица правительства России. Мариинский театр — это федеральный объект, равно как и прилегающая к нему территория Новой Голландии, которая входит в наш проект. Реконструкция будет осуществляться за счет федеральных средств плюс, разумеется, частные инвестиции. Меня, собственно, и пригласили частные инвесторы, с которыми мы осуществили ряд проектов в Америке. Ну и, разумеется, Валерий Гергиев. Хотя заказчиком является правительство России, но вся эта реконструкция имеет смысл постольку, поскольку он стоит во главе Мариинского театра.
— Как вам удалось убедить Гергиева и Шамузафарова принять ваш проект?
— Знаете, для меня самого это было удивительным — мне не нужно было их убеждать. Анвар Шамузафаров сам архитектор, мы провели вместе несколько дней, и все это время он вел себя скорее как участник проекта, он давал свои идеи, я свои. Это была очень своеобразная атмосфера. Я не чувствовал себя в ситуации общения с чиновником. Я иначе представлял себе русского министра. У нас был дух творческого сотрудничества.
— Вам предстоит проектировать для Петербурга, который в русской культуре — совершенно особый город. Удалось ли вам ощутить характер города, почувствовать его ткань?
— Да, разумеется, это один из самых выдающихся городов мира, проектировать для него очень интересно. Характер города? Наверное, это личное переживание. Там есть контраст. Смотрите — вот Петропавловская крепость. Огромное, тяжелое нагромождение камня. Сильная архитектура. А противоположный берег с Зимним дворцом — очень нарядная ширма, она кажется мягкой. Или, скажем, памятник Петру Великому. Замечательная конная статуя, но ее легко поместить в ряд. Кондотьеры в Италии, короли во Франции. А вот пьедестал, этот камень — нечто уникальное. Это прорыв на поверхность чего-то очень сильного, мощного. Это очень сильный контраст с правильными фасадами домов, которые такие правильные, что кажутся немного нереальными, призрачными — мягкими. А здесь что-то очень жесткое. Краеугольный камень.
— В вашем проекте для театра вы собираетесь использовать этот контраст?
— До определенной степени. Мариинский театр оказывается сегодня мало связанным с ансамблем центральных площадей города. А для гергиевского фестиваля "Белые ночи" их важно связать. На пути между ними оказывается Новая Голландия. Ее можно понять как шарнир, который разворачивает движение вдоль реки в глубь города к театру. В этом смысле Новая Голландия — это именно краеугольный камень. И я попытаюсь выразить эту идею архитектурой, которая должна быть сильной. Мы реконструируем район между театром и Новой Голландией и саму Новую Голландию. Я сейчас не имею права сообщить вам точно, что там будет, но это сильная архитектура.
— Камень вроде пьедестала Петра Великого?
— Нет, не камень. Это будет стеклянный куб, который будет взлетать над водой внутри... Простите, я действительно не имею права рассказывать об этом до 21 января будущего года.
— Стеклянный куб? В ваших предшествующих проектах и постройках вы показали себя как очень авангардный архитектор. Вы попадаете в очень консервативную среду. Вы не боитесь сопротивления?
— Две задачи этого проекта — предложить нечто новое и, с другой стороны, сохранить старое. Это сложный баланс, но работать в таких условиях интересно. Так если вы говорите о консервативной среде города, то ее сопротивление для меня очень интересный фактор, который я обязательно использую в своем проекте. Или вы имеете в виду архитектурных консерваторов?
— Их тоже.
— Мне все время про них говорят, но пока я с ними не встречался. Если говорить о тех, с кем я общался — о Шамузафарове, о Гергиеве,— это, скорее, новаторы. Вы так не думаете? Мне бы хотелось, чтобы отношения с российскими архитекторами строились в том же духе творческого сотрудничества. Кроме того, это ведь не только архитектурное сотрудничество. Это вопросы колоссальных инвестиций, в том числе американских. Так что это сотрудничество между Россией и Америкой, которое отражает новый дух наших отношений, возникший после катастрофы 11 сентября. Это вопрос и экономический, и политический. Я надеюсь, все архитектурные конфликты, если они возникнут, будут так или иначе разрешены — это слишком значимый проект, чтобы не быть исполненным.