Театр имени Евгения Вахтангова разменял девятый десяток. Всего через две недели после своего 80-летия, отмеченного без прессы в жанре семейного вечера, театр показал премьеру спектакля "Ночь игуаны" по пьесе Теннесси Уильямса.
Игуана — это такая огромная ящерица. Ее поймали два бравых мексиканца и привязали под террасой небольшой приморской гостиницы. Главный герой, переквалифицировавшийся в гида бывший священник Шеннон, отпускает в финале пьесы животное на волю и тем самым совершает символический акт освобождения. Теннесси Уильямс свел на одну ночь во вшивой мексиканской гостинице причудливую компанию: это недавно овдовевшая хозяйка, неутоленную похоть которой ублажают слуги-мачо; нищая художница с древним дедушкой — актером и поэтом, мечтающим перед смертью увидеть море и закончить заветную поэму; семейка немецких нацистов, приехавших отдохнуть (дело происходит в 1940 году) за океан; и еще тургруппа пуританок, школьных учительниц, брошенных Шенноном в автобусе. Из жарящихся поодаль от гостиницы дамочек на сцене появляются только две: активная предводительница старых дев да несовершеннолетняя девушка, влюбившаяся в героя и накануне проведшая с ним ночь, что грозит Шеннону на территории Штатов наказанием за растление несовершеннолетней. То есть, подобно несчастной игуане, он загнан жизнью в угол.
Последняя из великих пьес Уильямса (после "Ночи игуаны" он уже не знал подлинного успеха), как и все его знаменитые сочинения, настоена на отчаянии, человеческих слабостях и щемящей тоске по несбыточному. В ней много неявных символов и явных страстей. Беда нового спектакля Театра имени Вахтангова в том, что он выглядит так, как будто не настоен вообще ни на чем и поставлен просто потому, что надо ведь время от времени что-то ставить. Спектакль похож на продукт внутритеатрального обмена веществ, а не творческих побуждений. Хотя сделана "Игуана" по всем правилам нормального среднестатистического спектакля. Вот художник Елена Качелаева построила трехэтажную деревянную веранду и развесила густую зелень, похожую на маскировку для бронетехники. Если гроздья камуфляжа поднимаются (а делают они это с завидной регулярностью), то это верный признак того, что сейчас начнутся знойные подтанцовки. Музыкальное и шумовое оформление тоже обыденное. Текст актеры вроде бы говорят отчетливо, громко и даже пытаются что-то разыгрывать. Но вот что именно, зачем и почему именно сегодня, кажется, сами не вполне понимают.
Как только начинаешь задавать спектаклю простейшие вопросы, ответа не находишь. Отчего это уильямсовский Шеннон как магнит действует на женщин? У Евгения Князева он получился однообразно мечущимся неврастеником, затурканным неудачником. Не видно в нем силы. И какая из Марины Есипенко знойная вдова? Омоложенная Мэксин похожа на заурядную героиню среднеевропейской комнатной драмы. Почему фашисты так плохо говорят по-немецки и превращены в пестрых клоунов-аниматоров? И, кстати, как понимать в здешнем контексте богоборческие филиппики бывшего священника? Каков их адрес в сегодняшнем зале вахтанговского театра? Ни богу свечка, ни черту кочерга. На сцене полным-полно всяческой активности, а Уильямса точно в вату завернули. Разве что Александр Граве в роли дедушки-поэта ближе к финалу спектакля прорывается к каким-то живым мотивам, ну да эту роль любому хорошему возрастному артисту грех провалить. А весь спектакль тихо провален.
Собственно говоря, к режиссеру Сергею Яшину вопросов возникает меньше всего. Он хорошо знает и, надо думать, любит творчество Уильямса, часто ставит его малоизвестные пьесы в Театре имени Гоголя, которым давно руководит и который стоически пытается освободить от неотвязной репутации привокзального театра. Все театральные люди желают ему в этом деле успеха. Как выглядит Уильямс Яшина, всем, кому это интересно, хорошо известно. Если бы режиссер поставил "Ночь игуаны" в своем театре, то Шеннона, наверное, играл бы Олег Гущин, а Мэксин Фолк — Светлана Брагарник. Это сложившийся уильямсовский дуэт, и хочется верить, что тогда из "Игуаны" вышло бы больше толка. Но зачем Театру имени Вахтангова понадобился рядовой спектакль Театра имени Гоголя, никто мне объяснить не сможет. В нескольких предъюбилейных интервью Михаила Ульянова явственно чувствовались его усталость и растерянность. Но эту первую послеюбилейную постановку он решил освятить своим участием — судя по программке, худрук театра вскоре должен сыграть умирающего дедушку-поэта, все-таки успевшего дописать финал поэмы.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ