Выставка дизайн
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Майская эпопея с праздничным убранством наших городов закончилась, и самое время обратиться к историческим аналогиям. За пару последних лет оформление 9 Мая в российских городах недвусмысленно отсылало к мысли, что это самый главный сегодня государственный праздник. День памяти превратился в день народного единства вокруг военной нашей силищи, узкотематические символы по силе напряжения сравнялись с Берлинской стеной, а камуфляж оказался едва ли не главной визуальной скрепой народа-победителя. Праздники для историков — идеальная лакмусовая бумажка. КИРА ДОЛИНИНА предлагает поискать корни в авангардистских послереволюционных проектах на выставке "Праздничное оформление города. 1918-1930-е годы" в Музее петербургского авангарда (дом Матюшина).
Первую годовщину Октябрьского переворота надо было праздновать с размахом. Вот только в Петрограде были голод и разруха, страна воевала, столица опустела — и только холодный ветер с Невы гонял мусор по бесконечным этим площадям и проспектам. Единственными бесспорными обитателями призрачного города были сотни каменных истуканов — памятников атлантов, кариатид, ангелов, архангелов и вспененных коней. Праздник в этом антураже должен был бить наповал и заставить забыть "город пышный, город бедный". В общем — "клином красным...".
Боевыми клиньями до 1932 года способны были быть, конечно, только авангардисты. Их не смущали колонны и шпили, кумач был плохого качества, но выдавали его по первому требованию, а радикальное формообразование способно было в их глазах прикрыть нищету материалов. В 1918 году в России был введен "красный календарь", учреждавший новые революционные праздники. Главным торжеством года был назначен день Октябрьской революции, вторым по значимости стал Первомай.
Первая же годовщина Октября выдала самую знаменитую в истории отечественного искусства декорацию: площадь Урицкого (Дворцовая площадь) была убрана по эскизам Натана Альтмана. Другие художники были отправлены покорять Исаакиевскую, Казанскую и Знаменскую (Восстания) площади, Литейный проспект, площадь перед Смольным. Альтман, художник талантливый, но формально осторожный, описывал позже свой план: "Я поставил себе задачу изменить исторически создавшийся облик площади. Превратить ее в место, куда революционный народ пришел праздновать свою победу. Я не стал украшать ее. Творения Растрелли и Росси не нуждались в украшениях. Красоте императорской России я хотел противопоставить новую красоту победившего города. Не гармонии со старым я искал, а контраст ему". Центр композиции искать было не нужно — Александрийскую колонну в этой роли побороть было невозможно (по легенде, ее и снести-то большевикам не удалось), но можно было попробовать ее использовать. Альтман обыграл постамент, фонари и ограду столпа, закрыв их (и нижнюю часть колонны) щитами красного, желтого и оранжевого цветов. Мировой пожар загорался вечерами под ангелом с крестом. Фасады Растрелли и Росси оставили в покое, а вот пробелы между зданиями прикрывали щитами, выкрашенными однотонными красками, задавая тем самым площади новый ритмический строй. Самые радикальные изменения претерпел Александровский сад — голые октябрьские деревья были затянуты Альтманом зеленой тканью. "Деревья опять зазеленели",— будет вспоминать художник.
Использовать цвет и плоскости в качестве символов нового строя решился только Альтман. Другие авторы чаще всего шли по пути наращивания словесных смыслов — буквы и слова заполоняли улицы праздничных городов. До всеобщей ликвидации безграмотности было еще ох как далеко, но слова-образы должны были стать основой визуального языка революции. Эта традиция останется неизменной вплоть до падения советской власти. А вот постройка временных арок и постаментов там, где им с градостроительной точки зрения делать совершенно нечего, будет востребована парками культуры и отдыха тоталитарной "культуры-2" и сойдет на нет после борьбы с излишествами.
Октябрьские годовщины с художественно-радикальным уклоном будут отмечаться с особым размахом еще в 1927-м и 1932-м. После форматы возможного и невозможного будут на десятилетия заморожены. В последние годы вербальные украшения все сильнее заменяются визуальной символикой. Апофеозом этой традиции стало внедрение полосок и цветов георгиевской ленточки в любое праздничное украшение 9 Мая. Неискушенный во всех других случаях в геральдике зритель считывает коричнево-оранжевую символику уже автоматически. Утопленные в красно-коричневую ткань мосты и проспекты Петербурга в этом мае — зеркало новой "бессловесной" практики. А вот зеленые медведи и яйца, раскиданные по Москве перед Пасхой, оказались нечитаемыми — сродни садовым гномам, присутствие которых в палисадниках есть лишь признак китча, но никак не передачи особых смыслов.
Выставка в Музее петербургского авангарда ни к каким нынешним праздникам не приурочена. Это скромный (всего пара залов с эскизами) и неназидательный рассказ о том, как было. Вот только сила убеждения, которую требовалось вложить в создание (и, более того, во внедрение в сознание) новой символики, удивительным образом роднит наши времена. Визуальный официоз снова с нами, камуфляж заменил кумач, парады стали роскошнее, ширпотреб с символикой лезет изо всех углов, но неестественность этой декорации остается такой же. Вечные огни, факелы в траурные дни на Ростральных колоннах, памятники известным и безвестным павшим не требуют камуфляжа.