Артемий Троицкий больше всего на свете любит англоязычную музыку и тайскую кухню. Бульварному чтиву предпочитает Гоголя и Сервантеса. Идеальной женщиной считает свою жену. И не умеет... водить машину.
— Я вам не подхожу... — уверял меня Троицкий по телефону. — Автомобили очень люблю, но слишком ленив, чтобы водить.
"Вот это наш человек," — думала я, направляясь за ширму в редакции журнала "Плейбой". Это у них такой кабинет главного.
На стене за спиной Артема — портрет вокалистки Лены из группы "Колибри", всю одежду которой составляют ажурный пояс и академическая шапочка.
— А как фамилия вокалистки Лены? — спрашиваю я из любви к точным фактам.
Троицкий конвульсивно хихикает:
— Это Софья Ковалевская, великий математик. А это, — он взваливает на плечи картон с изображением антикварного лунохода, — это луноход.
Лицо Троицкого из мило-добродушного вдруг становится зверским, но я не пугаюсь, зная, что так он обычно позирует фотографу.
— Мне было лет восемь, — откровенничает Троицкий, — когда родители приехали работать в Прагу. Из мира "Москвичей" и "Волг" я попал в город, полный замечательных машин. Авто выпуска 30--40-х годов бегали по улицам наравне с моделями начала шестидесятых. Татры Ганзелки и Зигмунда с тремя фарами, довоенные "Шкода" и "Прага", довоенная, спортивная чешская "Аэро", статусные "Мерседес", "Вольво", "Рено", "Фиат"... Отец привез мне из Англии десяток маленьких автомобильчиков "Matchbox". Я начал собирать огромную коллекцию, которую пришлось потом за копейки продать. Очень жалко. По нынешним временам это был бы уже антиквариат.
Мне нравилось, как машина выглядит, но ни желания водить, ни стремления разобраться в моторе не было — никакого прагматического интереса, только эстетический.
— Артем, вы — человек рок-н-ролльный...
— Да? — прозрачные глаза моего собеседника выражают искреннее удивление. — Ну, не настолько я рок-н-ролльный... В автомобилях меня волнует дизайн, в рок-н-ролле — музыка. А черная кожа, гонки на мотоциклах, пьянство и наркотики — для меня, ленивого, это слишком...
Зато я много путешествовал автостопом. Таллин--Рига--Вильнюс--Каунас--Паланга--Пярну--Питер... На грузовиках. Дальнобойщики — классные профессионалы, и им отлично известны немудреные правила общения на трассе. "Чайник" требует денег или — если "автостопист" девушка — норовит ее трахнуть. Дальнобойщик же говорит: "Я еду по трассе, например, двадцать один. Хочешь — садись". У Бори Гребенщикова, кстати, есть известная песня "Дорога двадцать один". Так вот, ты садишься, начинается болтовня: про город Москву, про музыку, про девушек, про то, как русским живется в Прибалтике... У меня всегда были с собой подарки: ценные и редкие в то время брелки или стикеры-наклеечки, которые можно прилепить на стекло. Водители радовались.
А однажды в заповедной части Эстонии — там, где хутора, деревеньки, дорожки, словом, черт-те где, — я "застопил" черный довоенный "БМВ". Пожилая супружеская пара пригласила меня переночевать на хуторе. И, представьте себе: семьдесят какой-то год, советские времена, а я попадаю в кинофильм на военные темы — по стенам флаги, нацистские регалии, черный мундир. Я решил, что фашисты проклятые заманили русского мальчика... Но в семье бывшего эсэсовца меня не зарезали, а накормили вкусным ужином и завтраком. Скорее всего потому, что, общаясь с прибалтами, я всегда занимал сочувствующую антисоветскую позицию, особенно когда разговор заходил о судьбах их оккупированных земель. Они это ценили. К тому же я знал несколько слов по-эстонски, латышски, литовски и очень обильно их употреблял.
— Когда же у вас появился собственный автомобиль?
— Нет, постойте! Еще я много поездил на машинах своих близких друзей. Проехал пол-Англии на двухместном спортивном автомобиле "Морган" — самой культовой из всех культовых машин. Каркас кузова у нее из дерева. Она сама низкая — водитель и пассажир в ней почти лежат и ноги уходят куда-то к фарам. Разумеется, это кабриолет с брезентовым верхом. Ездил и на экзотических автомобилях, и на очень дорогих...
— Понравилось?
— Шикарных машин терпеть не могу. Меня в них мгновенно начинает укачивать. Идеально чувствую себя в старых, жестких, недорогих машинах или джипах.
У меня, правда, не джип, а "Вольво 240 Стейшн Вегон" — огромный сарай на колесах. Такая машина была куплена сознательно — для дачи, для собаки, для перемещений по окрестностям города. Водит жена. Я никогда не пытался. Если совесть совсем не замучает — и не буду пытаться. Однако, согласитесь, хочется как-нибудь с женой, с собакой отправиться летом в идиллическое путешествие. Но если жена ведет, а я только тунеядствую — это бесчеловечно и непрактично.
— Вам нравится, когда женщина за рулем?
— Мне женщины вообще нравятся.
Дамы имеют такое же право на вождение, как и мужчины, — ограничивать их в этом праве нельзя.
— Какую музыку вы слушаете в автомобиле?
— За городом, на трассе, мне больше всего нравится слушать абстрактную электронную киномузыку. Под нее отлично воспринимаются пейзажи, пролетают какие-то образы... Чувствуешь себя передвижной кинокамерой, которой снимают видовой фильм. А по городу лучше ездить под темпераментную, адреналиновую, синкопированную, агрессивную музыку.
— Автомобиль вашей мечты?
— Нет такого, хотя я очень люблю старые автомобили. Журнал "Плейбой" и я лично — в качестве информационных спонсоров — поддерживаем только-что появившиеся в Москве клубы любителей старых автомобилей "Репликар-классик" и "Экзотик карз". "Экзотик карз" собирается создавать хот-роды на базе советских "Побед" и старых "Волг". Да вы же об этом в "Автопилоте" писали...
Знаете, по-моему, все эти шестисотые "мерседесы", семисотые "БМВ" — просто раздувшиеся мыльницы. Эти машины мне не интересны и интересными никогда не будут, даже когда станут антикварными — на них просто скучно смотреть.
— Но ведь вы же лично занимаетесь "мыльной" индустрией... Телевидение, попсовая музыка, глянцевая пресса... Вы имеете к ней прямое отношение, при этом сами — человек "немыльный" и умудряетесь где-то находить "немыльных" людей.
— Как ни прискорбно, "мыло" действительно определяет нынешнее лицо культуры для масс. Однако из всех возможных "мыльниц" машины — самые безобидные. В отличие от телемыла или мыла литературного, они не призваны людей оболванивать. Поэтому мои претензии к автомыльницам — скорее, добрая досада по поводу того, что красивые формы в силу своей нерентабельности и нефункциональности отошли в прошлое. К "мылу" на телевидении, в музыке и других сферах жизни я отношусь гораздо более злобно.
— А чем "настоящее" отличается от "мыльного"?
— Настоящее — талант. В "мыле" его нет. Талант не связан с профессионализмом, умственными способностями или качеством голоса. Его трудно положить на полочку, определяется он интуитивно. Акт первого приобщения к большому таланту для меня — самый большой кайф в жизни, не сравнимый ни с какими другими актами, включая любовные. К сожалению, этого трепета я не испытывал уже десять с лишним лет.
— И поэтому за девушками для "Плейбоя" вы отправились в Сибирь?
— Я вообще люблю путешествовать по провинциальной России.
— Что касается индустрии "мыльниц" в области женского тела...
— Я готов признать, что журнал "Плейбой" и Хью Хефнер лично несут львиную долю ответственности за культивацию "мыльниц" такого рода. Большую часть фотомоделей "Плейбоя" я не могу видеть без содрогания. Шикарные силиконовые красавицы не возбуждают во мне никаких основных инстинктов. Неинтересно.
— А что вообще в женщинах интересного?
— Не знаю.
— Но ведь вы же руководствовались некими критериями, когда женились?р
— Я не руководствовался критериями, я был влюблен, целиком и полностью. И давно зарекся оценивать женщин по каким-то внешним параметрам — блондинки, брюнетки, высокие, маленькие, худые, толстенькие — это полная и абсолютная глупость. Все решается где-то еще и чем-то еще. Барышни, в которых я серьезно влюблялся в жизни — может быть, человек пятнадцать, — были абсолютно разные. Среди них оказывались даже стервы и дуры — что самое неприятное.
— Может быть, вас репутация плейбоя обязывала?
— Плейбой — это очень романтичный тип. Ни в коем случае не конвейерный жеребец. Изящное звание плейбоя гораздо больше подходит человеку, который, скажем, всю жизнь влюблен в одну женщину и извлекает из этого бесконечную вереницу потрясающих приключений, нежели какому-то лобарю, который за то же время перетрахает пять тысяч женщин с интенсивностью часового механизма.
— Артем, сознайтесь все-таки: как плейбою можно было не научиться водить машину? Это же легко! Чему вы тогда всю жизнь учились?
— Никогда ничему не учился. Даже английский язык, которым хорошо владею, никогда не учил. Он сам пришел, потому что хотелось разговаривать. У меня нет образования, вернее, оно экономико-кибернетическое, но я не помню даже таблицы умножения. Всем лучшим в себе я, естественно, обязан книгам. И музыке. Кошмарный однообразный процесс обучения меня совершенно не радует. По этой же причине я не стал музыкантом, а ведь играл в "Звуках Му" на соло-гитаре — и хорошо получалось. Но каждый день одно и то же! Мучительно, скучно. Потому и водить не учусь. Такая вот тоска по свободе, знаете ли...
ИННА КРАВЧЕНКО,
ДМИТРИЙ НОВОКРЕЩЕНОВ (фото)