Когда Борис Гребенщиков стал звездой, машины у него не было. Он ездил на паровозе, и из трубы шел розовый дым. Потом были старенькие одиннадцатые "Жигули", оклеенные иконами, а в позапрошлом году БГ сменил вероисповедание и автомобиль. Православие — на буддизм, "Жигули" — на "Вольво". Альбомы он пишет в Лондоне вместо Петербурга, отдыхает в Катманду вместо Коктебеля.
Апрель, Москва, "Президент-отель". На фоне бледных измученных авитаминозом журналистов Гребенщиков кажется особенно загорелым и отдохнувшим: он только что приехал из Индии. БГ сидит за огромным столом в библиотеке, держит стакан виски с содовой, улыбается и охотно отвечает на любые вопросы: о политике, о музыке, об автомобилях, о чем угодно.
— Что такое идеальная машина?
— 440-й "Вольво". Ужасно нравится. Другой такой машины у меня не было, "Жигули" 11-й модели — не в счет... В Берлине я ездил на "Мерседесе", и он мне понравился своей твердокаменностью. А "Вольво"... Мне в ней уютно. Честно говоря, у меня никогда не было денег, чтобы купить хорошую машину. Ту, на которой я езжу сейчас, отдал мне в качестве гонорара президент компании "Курица Рекордс" после выхода диска с песнями Вертинского. Купить ее сам я не смог бы никогда.
— Вас радует, что "Вольво" — это престижная марка?
— Я в престижности ничего не понимаю. Я об этом что-то слышал, но престиж для меня — недостижимая вещь и достигать ее я не буду.
— А как складываются ваши взаимоотношения с автомобилем?
— У нас симбиоз. Машина — отражение черт владельца. Каждый водитель знает, что у его автомобиля — свой характер, но когда все в порядке, это заметно мало. Иногда машина совершает самостоятельные поступки, нехарактерные для механизма. Например, до "Вольво" у меня был "Жигуль", который сначала принадлежал моему другу. Друг ездил агрессивно. Когда машина попала ко мне, выяснилось, что характер у нее непростой. Несколько раз она объявляла забастовку, я на нее сердился, а потом выяснялось, что если бы я поехал, произошли бы всякие неприятности. И наоборот, когда действительно было надо, двигатель работал вопреки всему — не было бензина, например, а он работал. Я привык: если заводится, значит надо ехать, если нет — лучше остаться дома. Бывали случаи, когда машина мистическим образом вставала посреди дороги и стояла. Все! Мол, дальше не надо — иди пей кофе. Я скоро начал прислушиваться к ее мнению и с большим сожалением отдал машину прежнему хозяину. Ее сразу продали, новый владелец успел проехать ровно десять метров, врезался в первый столб, и "Жигуль" рассыпался на части. Православная была машина: вся оклеенная иконами.
— А что, "Вольво" — буддистская?
— Да. Она, правда, не вся еще оклеена Буддами.
— Барельефы? Как в метро?
— Один мой знакомый, поп-расстрига, бывший церковный иерарх, написал мрачный рассказ о том, что метро — это обиталище демонов и всякой прочей дряни. Я с ним абсолютно согласен: метро — это дворцы нечистой силы, которые в дневное время используются еще и чтобы людей катать. А ночью там, наверное, такое... Автомобили лучше — по крайней мере, под землю не лезут.
— Тогда лучше всего самолет. Ближе к ангелам...
— А ты когда-нибудь видел, как самолет садится? Железная махина висит в воздухе, и ничто ее не держит. Так не бывает. Она должна упасть, потому что тяжелая очень. А она висит. Ужас. Я спокойно летаю на самолетах, потому что чему быть, того не миновать. Но вот бабушка одного моего приятеля отказывалась летать наотрез, потому что бесовская вещь, и вообще непонятная. Приятель говорил: "Бабушка, но ведь существует же судьба — если у тебя судьба не упасть, так ты и не упадешь. "Да, — отвечала бабушка, — у меня-то судьба не упасть, а вдруг у кого-то в салоне судьба упасть? Зачем рисковать?"
— Какая самая главная деталь в автомобиле.
— Пассажир! С гуманистической точки зрения пассажир, а с точки зрения автомобиля — руль.
— А главное правило движения?
— Где как... В Непале и в Индии правило одно — нажимать на гудок. В Катманду всего три светофора: один не работает вообще никогда, на второй люди не обращают внимания. Третий поставили японцы год тому назад, и это вызвало среди водителей панику. Пришлось четырем полицейским дежурить под светофором, разгонять машины, потому что никто не мог понять, куда ехать... Какие-то огонечки мигают...
— А вы в экзотических странах водите?
— Нет, я не готов. Там левостороннее движение и свои правила. Очень трудно привыкнуть. Знаешь, что считается особым шиком в Индии? На горной дороге, на повороте обгонять не во втором ряду, а в третьем. То есть перед тобой кто-то начинает обгон, а ты по третьему ряду обходишь обоих. Если кто-то едет навстречу, то все... То есть первая машина еще может уйти, вторая — если случится чудо, а третьей машине — точно уже п..... Все водители так поступают.
— Вы купили права или сдали экзамен?
— Сдал экзамен. Почему-то гаишникам показалось, что я знаю правила.
— Представьте себе, вы едете, слева у вас двойная сплошная...
— Подожди-подожди... Я сразу представил себе, что еду не по той стороне. Руль где?
— Руль слева. Вы едете по нормальной, русской правой стороне.
— Это для тебя она нормальная, а я отвык. Ладно, еду...
— Слева у вас двойная сплошная, а прямо перед вами висит "кирпич". Что вы будете делать?
— Зная теперешнюю ситуацию, я догадаюсь, что за "кирпичом" где-то стоит гаишник. Если нет гаишника, развернусь и поеду назад, если есть, остановлюсь и спрошу, как он понимает сложившуюся ситуацию.
— Гаишник скажет, что знаки важнее дорожной разметки и поэтому надо разворачиваться через двойную сплошную.
— Для спокойствия ума я спрошу у него все равно, потому что иначе он сдерет деньги.
— У вас часто бывают проблемы с ГАИ?
— Нет. Гаишникам, как правило, приятно, что я отношусь к ним по-человечески, а не просто как к мундиру, фуражке и палке. Бывают, конечно, гаишники с поврежденной психикой. Но ведь и негаишники с поврежденной психикой тоже бывают. И потом, я спокойно езжу.
— Не гоняете?
— Нет, больше удовольствия я получаю от спокойной езды. Ведь можно ехать под 150 километров спокойно, а можно на скорости 60 гнать. Жена иногда вытаскивает меня просто покататься. Едем потихоньку, глядим по сторонам. И я ей за это благодарен. Самому-то разве придет такое в голову?
— А ваш самый опрометчивый поступок за рулем?
— Ну... Судя по тому, что я еще жив, опрометчивых поступков я не совершал.
— Ваш прошлый альбом "Навигатор" открывался песней, где говорилось: "Моя смерть ездит в черной машине с голубым огоньком". Что это за черная машина такая?
— Полная загадка. Песня пишется сама, и только потом, может быть, через несколько лет, я начинаю понимать, что она для меня значит. Я содрогаюсь когда пою эту строчку. Написал, значит это со мной случится. Что именно случится, как это реально произойдет — понятия не имею.
— Модель черной машины?
— Не знаю...
— Быть может, номер?
— Нет... Я не видел ее, мне просто пришли слова.
— Голубой огонек — это мигалка?
— Я не знаю. Гадать не имеет смысла.
Гребенщиков закрывается руками, так, как будто я и есть его смерть в той самой машине с голубым огоньком.
— Вы же буддист, — говорю я — у вас же там реинкарнации всякие, Будды-бодхисаттвы... высшие силы...
— Будды — это не высшая сила.
— А что высшие?
— Пустота! Достаточно знать физику на уровне общеобразовательной школы: все твердые тела на девяносто процентов состоят из пустоты. Там какие-то электроны вокруг протонов крутятся... А так — пустота...
— И машины из пустоты?
— Да.
— Даже иномарки?
— Даже иномарки.
— Даже ваша "Вольво"?
— Моя-то "Вольво" уж точно из пустоты. На все сто процентов.
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН