Режиссер Лев Кулешов 1940 год Первый опыт идеологического фольклора
"Ой, вчера мы песни пели / Да гуляли! / То не русую мы косу / Пропивали, / То не замуж мы Аксинью / Выдавали,— / В гости к Сталину Аксинью / Провожали <...> / Выходила свет-Аксинья / За ворота: / Хороша собой, красива, / В новых ботах!"
"Не успела она слова молвить, выскочил клубочек из кармана, успела она только нитку схватить, и покатился клубочек все дале и дале. Идут они за клубочком и подходят к каменной стене. Прокатился клубочек в ворота и подкатился к белому дому. Взяла Марья клубочек в карман. Тут отворяют двери, и встречает их сам товарищ Сталин. Провел их Сталин к себе в комнату и стал их обо всем расспрашивать, а они — обо всем рассказывать"
Из книги: "Творчество народов СССР". Под редакцией А.М. Горького, Л.З. Мехлиса, А.И. Стецкого. М.: Издание редакции "Правды", 1937
"Большому террору" сопутствовал причудливый социальный заказ. Точнее говоря, сопутствовал он принятию "сталинской Конституции", ну а террор как-то сам собой приложился. Заказ заключался в превращении Сталина в фольклорного героя. За фольклористами дело не стало: разлетелись по стране экспедиции — записывать жемчужины народного творчества. Жемчужин обнаружилось видимо-невидимо: даже интересно — чисто технологически,— как записывать успевали. Вслед за сборником "Сталин в песнях народов СССР" (1936) хлынули "Песни ашугов о Ленине и Сталине", "Великие баторы" и прочие "Прибайкальские легенды о Сталине".
Кино — оно, конечно, фольклор ХХ века, но не до такой же степени: "Сибиряки" — уникальное воплощение, пусть и отчасти, фольклорного заказа. Старик Дошиндон (Дмитрий Орлов) рассказывает пионерам Сереже (Александр Кузнецов) и Пете (Александр Пупко), как Сталин бежал из ссылки, провалился под лед и замерз, однако бы, насмерть, если бы один охотник не спас его. Обогрел, накормил, провел через тайгу, да еще и следы замел. Сталин подарил спасителю трубку, но тот погиб, пуская под откос японский эшелон. Трубка досталась другому партизану, а узнать, кто ее нынче раскуривает, можно, однако, по следу от пули на чубуке. Пионеры загораются мыслью отыскать трубку и вручить Сталину.
Сюжет анекдотичен вполне, чтобы списать "Сибиряков" на гримасы "культа личности". Драматизм истории придает имя режиссера: Лев Кулешов. Великий мудрец, открывший законы монтажа и, соответственно, манипуляции зрительским сознанием. Эталонный "формалист" с 1933 года отлучен от режиссуры: да, преподает, пишет учебники, но без практики страдает. Жалуется депутату Верховного Совета, народному артисту Ивану Москвину и — справедливость торжествует. Кулешову выдают сценарий Александра Витензона — судя по всему, весьма ущербный.
Что, унизили мастера, подсунув такое вот "детское кино"? Не родился тот, кто способен Кулешова унизить. Для него и его жены-соратницы, актрисы Ольги Хохловой, любой фильм — тем более, по ничтожному сценарию и с ничтожным бюджетом — азартная головоломка. И подступились они к ней, как к любой другой головоломке технично: стали пробовать актеров на роль Сталина.
Звучит банально: ну пробовали и пробовали. Но в 1940-м на роль Сталина не "пробуют", а назначают. Причем известно — кого: Михаил Геловани вождя четырежды сыграл, и еще дюжину раз сыграет. А эти пробуют, ладно, Льва Свердлина: так ведь еще и балагура Ираклия Андроникова.
Геловани им все-таки прописали. Но в остальном головоломку они решили виртуозно и по-своему.
Про "Аксинью в новых ботах" — никакая не белорусская народная песня, а про Марью с клубочком — не русская народная сказка, а издевательство над фольклором. Но "Сибиряки" — действительно сказка, причем с необходимой долей сказочной жути.
Дошиндон — сущий леший. Показывают ему пионеры выпиленную ими модель домика, в котором коротал ссылку Сталин, а он, скособочившись, в крохотное окошко заглядывает и кивает: "Похоже, однако". Чудится: в домике крохотный Сталин томится. Такие же игрушечные Кремль с мавзолеем в финале: Сталин, жгущий в кремлевском дворе костер с пионерами, поди, тоже игрушечный.
Благородную миссию найти трубку Кулешов тут же гротескно отстраняет. Расставшись с Дошиндоном, одержимые пионеры, естественно, только о трубке и думают. И тут выясняется, что трубки в деревне Новая Уда курит и стар и мал. Курит ожесточенно: аж лица у курильщиков пропадают — одни гигантские рты и зубы, зажавшие трубки, за клубами дыма тайгу не разглядеть.
Морок это называется.
Но сказочное измерение лишь укутывает "сердце" фильма. Он не просто изумительно изобретателен и красив в каждом своем плане: так передать магию леса, ночи, птичьего крика (звук писался синхронно), как Кулешов в "Сибиряках", не умел, да и не пытался никто из современников. Дело не в этом, а в том, что "Сибиряки" — фильм настолько живой, человечный и непосредственный, что о трубке товарища Сталина мгновенно забываешь и вспоминаешь лишь в финале.
Кулешов придумал свою Новую Уду как волшебный уголок, населенный исключительно странными и обаятельными своей странностью аборигенами. Охотник Алексей (Даниил Сагал) застенчив до аутизма, а в родной лесной стихии пластически почти преображается в глухаря, на которого охотится. Дед Яков (Георгий Милляр, штатный Кощей и штатная Баба-яга советского кино), что твой Том Сойер, соревнуется с внучкой в покраске забора. Широкоскулой учительнице Анне Федоровне (Тамара Альцева) дарят на Новый год глиняного петушка, который становится ее проклятьем: за время фильма его трижды разбивают, склеивают и снова разбивают.
Уродливо-божественная, угловато-вытянутая Хохлова, "декадентка" в силу самой своей пластики, на диво органична в роли простейшей Пелагеи. Андрей Файт, обреченный на нескончаемую вереницу ролей врагов народа, в кои-то веки играет трогательного доктора Василия Васильевича, пытающегося излечиться от безнадежной любви к учительнице, по совету Пети, купаясь и катаясь на коньках.
Товарищ Сталин должен Кулешова слезно благодарить за то, что и ему нашлось место на экране.
А кстати, как он в эту сказку вписывается? Товарищ Сталин образца 1940 года, убравший Ежова, но убивший Мейерхольда, еще не произнесший "братья и сестры"? Очевидно, существует некий "казус Сталина". Если кого-то из штатных пропагандистов современных ему диктаторов и настигало "фольклорное" озарение, то они о нем, наверное, стремительно забывали. Представьте себе Гитлера с его потными усиками героем баварской легенды, а Муссолини — песни гондольера. А вот Сталин — трубка, сапожки, негаснущее окошко — вполне себе мистическая сущность, способная безболезненно отделиться от реального политика. Ромм с истовым стыдом вырезал Сталина из своих фильмов о Ленине, Калатозов тоже, надо полагать, "Вихрями враждебными" не гордился. Но они снимали именно Сталина-политика: а политик — это тот, у кого есть враги. Кулешову с Хохловой стыдиться было нечего: у их Сталина врагов (народа) нет, о них никто даже не заикается. А Сталин без врагов — уже не Сталин, а Волшебник Изумрудного города. Такой вот волшебник: другого нет.
1940 год
Последователи
Европе пришлось пасть к ногам Гитлера, чтобы Чаплин заговорил. Сатира на Гитлера и Муссолини — его самый дидактичный, несовершенный и искренний фильм.
"Великий диктатор" (Чарли Чаплин, США)
Фото: wikipedia.org
Фото: AFP / Photo 12
Застигнутый войной в Польше, Брайан две недели снимал великое свидетельство об агонии Варшавы и чудом спас его при эвакуации граждан нейтральных стран.
"Осада" (Джулиан Брайан, США)
Первый (великий) нуар снят советским "невозвращенцем". Метафизическая вина героя, который ошибся при опознании маньяка, тяжелее, чем в фильмах Хичкока.
"Незнакомец на третьем этаже" (Борис Ингстер, США)
Оргия юдофобской пропаганды. Хипплер монтирует съемки узников гетто со съемками крыс. Вернер Краус у Харлана играет сразу четырех евреев, и все они, что и требовалось доказать, нелюди.
"Вечный жид" (Фриц Хипплер, Германия), "Еврей Зюсс" (Файт Харлан, Германия)
Удивительно "вегетарианская" антисоветчина. Янки-журналист дурит глуповатых комиссаров, а комиссарша Теодор Лизванечка Ягупиц чудо, как хороша.
"Товарищ Икс" (Кинг Видор, США)
Великая экранизация великого романа Стейнбека о трагедии Великой депрессии. Главный консерватор Голливуда увенчал фильм призывом к революции.
"Гроздья гнева" (Джон Форд, США)
Идеологический фольклор
Направление
Сталин в фольклорном обличии вернулся на экран при бурлескных обстоятельствах. В 1969 году в Грузии был снят анимационный фильм "Как мыши кота хоронили". Казалось бы, что такого особенного в экранизации сказки Василия Жуковского: иконография фильма восходила вообще к лубку XVIII века, где под Котом подразумевался Петр I. Однако скандал вышел столь оглушительный, что его раскатов почти никто не расслышал: фильм настолько возмущал спокойствие, что его даже не запретили. Дело в том, что его автором был не кто иной, как Михаил Чиаурели. "Отец" экранного "отца народов". Творец "сталинианы" от "Великого зарева" (1938) до "Великого прощания" (1953). Своих "Мышей" он подгадал как раз к 90-летию со дня рождения Сталина. Наивные сталинисты надеялись тогда на его официальную "реабилитацию". Умудренный Чиаурели знал, что никакой "реабилитации" не будет, и элегантно продемонстрировал, что думает о кремлевских "мышах", хоронящих великого Кота.
