Фестиваль танец
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ / купить фото
В этом году "Маска" представляет шесть спектаклей шести компаний из разных городов, но конкурс откровенно слаб. Явное лидерство "Кафе "Идиот"" — лихо закрученного, эффектного и темпераментного трэша по мотивам романа Достоевского,— могут оспаривать разве что фанаты Инженерного театра АХЕ, поставившего свой очередной опыт под названием "Мера тел" на екатеринбургских "Провинциальных танцах" (см. "Ъ" от 30 марта).
Во всяком случае, это настоящие спектакли: придуманные, продуманные, композиционно выстроенные, режиссерски просчитанные, хореографически внятные. А главное — нескучные, учитывающие интересы зрителей. Все остальные конкурсанты — от старейшего челябинского Театра современного танца Ольги Поны до "масочных" дебютантов, краснодарской компании "Воздух",— показали телесные упражнения разной степени оригинальности, но важные прежде всего для самих исполнителей.
Причем как раз спектакль юного "Воздуха" — "Всечтоямогубыть", сочиненный бывшими "провинциалами" Олегом Степановым и Алексеем Торгунаковым для трех краснодарских танцовщиц,— выглядит самым зрелым и самостоятельным из четырех "экзерсисов". Хореографы (они же сценографы) устелили белый линолеум пола тонкими листами бумаги — по их замыслу танцовщицы, сдирая слой за слоем покрытие и уминая бумажные листы в причудливые оригами, погружаются все глубже в дебри подсознания коллективного "я", транслируя свои психологические исследования языком тела — гладко текущей, толково сконструированной хореографией без точек поз и пафосных истерик. Хореографы оказались превосходными педагогами — все три танцовщицы свободно владеют необходимой здесь техникой и совсем не виноваты в монотонности исповеди: бумагу-то постановщики содрали, но трехслойной хореографии придумать не смогли — все, чем могут быть героини, исчерпывается в первой же трети спектакля.
В 50-минутном "Потерянном рае" — спектакле, пересаженном на костромскую почву компании "Диалог Данс" французским хореографом Карин Понтьес,— нельзя отвлечься даже на хореографию. Она сделана (и исполнена) в соответствии с французской политкорректной модой "танцуют все" — там считается неприличным бравировать профессиональной подготовкой. "Дансеры" Иван Естегнеев и Евгений Кулагин (один — в толщинках под трикотажными трениками, отчего его пузо, ягодицы и ляжки смахивают на диванные валики, другой — тощий, плохо выбритый, в натянутой на глаза трикотажной шапочке — преувеличенно угловат) и не бравируют. Они изображают малышей ("потерянный рай" — это, разумеется, утраченное детство): кокетливо отклячивают попки, косолапят стопы, таращат в зал глаза с деланой наивностью и совершают невинные физкультсовокупления с двумя женщинами, одетыми тоже в штанишки,— их пол заретуширован по причине задекларированного малолетства. В финале к пластическому сюсюканью добавляется звуковое — компания, сбившись в кучку у веревочных качелей, с придыханием шепчет: "Придет серенький волчок, тебя схватит за бочок". И лишь приведенная в программке цитата из Марселя Марсо ("Пришло время, чтобы границы внутри нас пали") отчасти объясняет смысл происходящего: границу между домашним дуракавалянием и публичным представлением артисты действительно не ощущают.
Пара из Екатеринбурга Анна Щеклеина и Александр Фролов, объединившись в компанию ZONK`A, создали "Мою Любовь / Мою Жизнь" — "автобиографическую работу, где личные впечатления становятся обобщающими заявлениями". Про любовь обобщает женщина: экспрессивно восьмерит корпусом и руками в ожидании высокого чувства; складывает трепещущие кисти у лопаток, изображая ангельские крылья счастья; трет руками бедра и живот в пароксизме вожделения; выгибается дугой в воображаемых родах и качает сложенные крестом предплечья, как новорожденного. Мужчина рассуждает о жизни: вторая часть спектакля — его монолог, скупо приправленный телодвижениями. Этот жанр в совершенстве разработал француз Жером Бель: текст должен быть автобиографичным, нарочито прозаичным и подавать его следует невозмутимо — причастность к актерскому быту приваживает зрителя, как подглядывание в замочную скважину. У рыжего Александра Фролова, похожего на юного и веселого Ван Гога, плохая дикция, коренастое тело качка и слишком скудные жизненные впечатления. Его признание "Я работаю хореографом" еще можно счесть остроумной шуткой благодаря ассоциации с монологом безумной Нины Заречной "Я — чайка", но литературные и пластические портреты родных и близких слишком уж беспомощны, чтобы вытаскивать их за пределы родного города.
Возможно, малоизвестная ZONK`A, успешно прокатившая "Мою Любовь / Мою Жизнь" по нескольким благодушным фестивалям, просто не вписалась в жесткий столичный контекст, и это ее частная беда. Гораздо больше шокирует трансформация "масочного" старожила и многократного лауреата — челябинского Театра современного танца. Спектакль "Встречи" маститый хореограф Ольга Пона поставила с участием самих танцовщиков; точнее, соединила их импровизации в часовое зрелище, в котором акробатические доблести артистов не скреплены ни режиссурой, ни актерской задачей, ни художественным смыслом. Восемь одинаковых женских монологов — с выворачиванием суставов, растяжками в пол, закладыванием рук за спину и ног за голову. Четыре одинаковых дуэта с использованием мужчин вместо станков и снарядов. Два одинаковых ансамбля: трое мужчин растягивают, переносят и подкидывают одну женщину. Игра в живой "морской бой" — в конструкциях на заднем плане фигурки танцовщиков занимают от одной клетки до четырех, перемещаются горизонтально и вертикально, вверх и вниз головами. Все упражнения фронтальны, лица напряженно сосредоточены, как на спартакиадах, никаких "встреч" — взгляды партнеров не скрещиваются ни разу. Опытная Пона, всегда делавшая ставку на физподготовку своих питомцев, довела свой метод до карикатуры: ее артисты искренне не понимают, что танец — это нечто большее, чем "упал-отжался".