В Московском музее современного искусства (ММСИ) открылась выставка «Борщ и шампанское», на которой представлены избранные работы из коллекции Владимира Овчаренко, основателя галереи «Риджина» и аукционного дома Vladey. ДЕНИС СИДОРОВ встретился с коллекционером, чтобы расспросить его о борще, шампанском и проблемах русских художников.
— Как возникла идея этой выставки?
— Галерее «Риджина» в прошлом году исполнилось 25 лет, и музей предложил сделать совместный проект. Было бы странно, если бы 25-летие галереи отмечалось в музее, поэтому все переросло в показ моей личной коллекции.
Мы долго дискутировали по поводу того, кто будет куратором: для музея это всегда важно. Мы даже попробовали создать кураторский коллектив, в который вошли действительно хорошие специалисты, но та идея, которую они предложили, была мне не близка. Если я не ассоциирую себя с выставкой своей же коллекции, то это уже шизофрения какая-то. Поэтому я решил сам вместе со своими ближайшими коллегами Михаилом Овчаренко (мой сын и директор «Риджины») и Сергеем Братковым сделать экспозицию. Вообще, на выставке представлено много художников, которые с «Риджиной» не ассоциируются. Это моя личная эволюция, это мое восприятие искусства.
— Название появилось сразу?
— Название родилось в процессе. Сначала мы приняли решение, что показываем лучший микс из работ русских и западных авторов, а потом к этому уже как-то и название подобралось. Понятно, что шампанское — это красивая жизнь на Западе, а борщ — реальные будни, наша действительность.
— Аудитория ММСИ все-таки шире, чем у «Риджины». Это как-то учитывалось при выборе экспонатов? Не все готовы к Кулику и Браткову…
— У нас нет задачи каким-то образом шокировать зрителя или ударить его дубинкой. Наша задача состоит в том, чтобы человек заинтересовался, начал задавать вопросы себе, окружающим. Поверьте, если надо будет его ошарашить, уж найдем способ. Но это не цель выставки.
— Вам самому ближе шампанское или борщ?
— Даже не знаю. Один из принципов нашей работы заключается в том, что все, чем мы занимаемся, должно быть интересно и на международном уровне. Художник должен владеть каким-то универсальным языком. Выставкой мы просто констатируем тот факт, что последние 25 лет в общественном устройстве происходят сильные колебания: то одно преобладает, то другое. Какие-то мы неопределившиеся.
Вряд ли вы скажите, про какую-то европейскую страну, что она не определилась. Вот бывшие страны Восточного блока, с ними все ясно — они за шампанское, а мы еще болтаемся. Еще не решили, что нам дороже. Мне интересно и то и другое. Это, кстати, и здорово, когда есть возможность выбора.
— И много у нас художников, которые вышли на международный уровень?
— Нет. Отрицательный имидж страны, безусловно, оказывает влияние на отношение к авторам.
— Искусство способно переломить это отношение?
— Конечно нет. Это невозможно. К примеру, канал Russia Today, которому выделяются сотни миллионов долларов в год. Он что-то изменил в позиционировании России? Даже если все деятели культуры объединятся, у нас не хватит ресурсов перебороть это негативное отношение.
Я думаю, что если мы не создадим внутри страны мощную платформу, объединяющую художников, музеи, галереи, то нас и уважать будет не за что. Почему кто-то должен поддерживать русское искусство, если оно здесь никому не нужно? Если русские активно не покупают русское искусство, то почему какой-то иностранец должен тратить на него свои деньги?
— Как в этот контекст вписывается ваш аукционный дом Vladey? Это больше коммерческая история или один из институтов поддержки современного искусства?
— Это коммерческая история, которая тем не менее привлекает к искусству все больше и больше людей. Нельзя покупать искусство и не ходить в музей. Какая разница, приходит человек в музей со стороны рынка или просто ради интереса? Больше бы людей интересовалось искусством, и тогда все будет хорошо.
— Кто из художников оказал на вас большее влияние?
— Я думаю, что в 90-е это были Олег Голосий и Олег Кулик. Совершенно разные художники, каждый из которых открыл для меня что-то свое. Где-то в 2000 году я познакомился с Сергеем Братковым, он тоже большое влияние оказал.
— А друзья среди художников у вас есть?
— Братков. Сергей очень близкий мне человек. Мы постоянно находимся в каком-то диалоге, делимся впечатлениями об увиденном.
Вот мне постоянно задают один и тот же вопрос: «Как вы находите молодых художников?» Да так и нахожу: кто-то увидел, рассказал мне, и пошло-поехало. Художники — очень важное звено в этом процессе.
— В вашей коллекции есть работы, которые вы ни за что не продадите?
— Наверное, нет. Все-таки, работая в этом бизнесе, ты не можешь отказать коллекционеру. Когда меня спрашивают, продается ли та или иная работа, я отвечаю, что она не продается по нормальной рыночной цене. Но мало кто готов переплачивать в пять раз больше, например.
— Что лично вас привлекает в искусстве?
— Оно позволяет жить другой, параллельной жизнью, которая отличается от того, что изо дня в день делают нормальные люди. Я могу работать с лучшими художниками, которые полны всевозможных эмоций, идей. И они мне их передают. Если есть двадцать художников, с которыми ты работаешь, то у тебя будет двадцать разных мнений. Это дает возможность не провалиться в общий массмедийный поток, а остаться двадцать первым с ними. Я доволен, что у меня есть такая возможность.