В минувшую субботу на маленькой площадке, выгороженной на балконе московского ТЮЗа, состоялась премьера спектакля Камы Гинкаса "Дама с собачкой", вошедшего в еще не законченную театральную трилогию "Жизнь прекрасна! (по А. П. Чехову)". По замыслу режиссера, каждая из трех частей этой "человеческой комедии" должна соответствовать определенному времени суток. Если прошлогодний "Черный монах" отвечал за день, то теперь время пошло вспять, и наступило утро.
Новый спектакль оказался светлее и легче своего полуденного собрата. Но основа его та же. В "Даме с собачкой" Кама Гинкас использует тот же прием прочтения прозы, что и в "Черном монахе". Актеры проговаривают и разыгрывают каждую строку, то говоря о себе в третьем лице, то переходя на прямую речь. Перебрасываются и жонглируют словами, для каждого находя свою, неожиданную интонацию. Но от этого препарирования чеховский текст волшебным образом оживает, наполняется значениями и реалиями, на первый взгляд незаметными, считанными по межстрочному коду. Сухая, казалось бы, информация "его женили рано, когда он был еще студентом второго курса" превращается в устах героя в оправдательную речь перед Анной Сергеевной. А фраза "дама села за соседний стол в трех шагах от него" становится поводом для длительных препираний относительно действительной близости столика: "соседний" или все-таки "в трех шагах". Опробовав свою методу в "Черном монахе" на маститом Сергее Маковецком, на этот раз Кама Гинкас доверил ее молодым, но уже не раз игравшим в его и Генриетты Яновской спектаклях актерам ТЮЗа Игорю Гордину и Юлии Свежаковой. И надо сказать, эта словесная игра дается им не хуже.
Так же, как "Черный монах", "Дама с собачкой" начинается светлыми летними сценами счастья, любви и безумия, а заканчивается холодными серыми эпизодами в зимней Москве. Замечательный художник Сергей Бархин оформил спектакль так, чтобы зритель физически почувствовал негу благословенного, чувственного южного края. Все вроде бы просто: дощатый настил с нарисованным синей краской морем, деревянная лодка, галька, песок, вода, плещущаяся в трогательных разноцветных тазиках. Но поражает фантазия, с которой все это пущено в ход. Обычный морской песок превращается в любовный "золотой дождь", а морская вода в кувшинчике — в дождь настоящий, осенний. Играет все. Даже пустое место у стены, где стояла Анна Сергеевна, становится преследующим Гурова призраком.
Второй акт постановки (назовем его так условно, потому что спектакль идет без антракта) возвращает зрителей к прежнему, черно-белому Гинкасу. Выросший над сценой грубый покосившийся забор ("'От такого забора убежишь',— думал Гуров") напоминает беседку из "Черного монаха", заколоченную в конце досками. Но все-таки в новом спектакле нет прежней безысходности. Он поражает своей нарочитой веселостью. Мало того, что актеры обыгрывают реплики, передразнивают своих персонажей и откровенно дурачатся. Режиссер включил в спектакль еще и двух коверных, дополняющих актерский ансамбль до необходимого квартета. "Господа курортные", как их обозначают в программке, Алексей Дубровский и Александр Тараньжин в полосатых купальных костюмах, подтяжках для носков, пиджаках и шляпах, как заправские клоуны, отрабатывают свои репризы, зажигают и гасят звезды, изображают болтовню детей, завывание метели в камине и цитируют ранний чеховский фельетон "Жизнь прекрасна! Покушающимся на самоубийство".
Собственно отсюда Кама Гинкас и взял название для своей трилогии. В этом коротеньком юмористическом рассказе заложена вся чеховская горькая ирония, знание о невозможности счастья и его необходимости. И в "Черном монахе", и в "Даме с собачкой" Антон Палыч показывает минуты, когда "все прекрасно на этом свете", минуты опьянения иллюзией счастья. И потом жестоко с этими иллюзиями расправляется. И на вопрос Гурова "Как? Как? Как освободиться от невыносимых пут?" Кама Гинкас отвечает словами самого Чехова: "Радуйся, что ты не хромой, не слепой, не глухой, не немой, не холерный... Если тебе изменила жена, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству".
МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА