Юрий Чайка потребовал «под микроскопом» проверять законность дел против бизнесменов. Такое заявление генпрокурор сделал на заседании коллегии ведомства, которую посетил и Владимир Путин. По его словам, необходимо также ужесточить наказание для правоохранителей, которые злоупотребляют полномочиями в отношении предпринимателей. Ранее в силу вступила концепция, призванная изменить образ прокуратуры в глазах граждан. Основная задача — показать, что это ведомство — главный правозащитник страны, а не карающий орган, «кошмарящий бизнес». Член президентского Совета по правам человека Илья Шаблинский ответил на вопросы ведущей «Коммерсантъ FM» Натальи Ждановой.
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
— Вначале давайте поймем, в какой точке мы сейчас находимся. На данный момент, по вашим оценкам, Генпрокуратура — это карающий орган или нет?
— Карающий. И я думаю, это хорошо — сейчас ставить вопрос о каких-то несправедливых, незаконных приговорах в отношении предпринимателей. Может быть, вообще проверят часть приговоров по статье 159 «О мошенничестве». По моему мнению, довольно много у нас предпринимателей отбывают наказание незаслуженно, несправедливо, по несправедливым приговорам — именно по этой статье.
— А это связано именно с неправильными подходами Генпрокуратуры? Или там есть еще какие-то факторы?
— Мне думается, что и прокуратура, и суды, которые часто, к сожалению, работают в связке, как единая корпорация, часто выносят приговоры, которые не основываются на реальных фактах и являются несправедливыми и незаконными. Я считаю, что это влияет на наш инвестиционный климат. Если сейчас на это обратили внимание — хорошо. Но, на мой взгляд, в моих глазах, у прокуратуры образ, имидж не очень хороший.
— Это только в смысле работы, в кавычках, скажем так, «работы с бизнесом», или в целом, что касается так называемых политических дел?
— Может быть, отношение к бизнесу и отношение к огромному массиву дел, связанных с так называемым мошенничеством, с применением этой статьи, — это отдельный, больной, очень больной вопрос, который реально влияет на инвестиционный климат, реально влияет. Конечно, есть и другие сферы, в связи с которыми, по-моему, у нашей прокуратуры не самая лучшая репутация. Я выражаю свою точку зрения. Потому что есть, знаете, огромная масса прокуроров, следователей, которые выполняют черновую работу — и о ней, обо всей этой работе я просто не могу судить, не вправе.
Что касается Генеральной прокуратуры, ее руководства, во-первых, после фильма «Чайка» на многие вопросы, поставленные в этом фильме, я ответ, как обычный зритель, не получил. Но есть и другая вещь. На многие наши жалобы — жалобы, исходящие из Совета по правам человека — мы тоже не получили ответов. Жалобы, которые были направлены и генеральному прокурору, и его заместителям. У меня таких примеров сколько угодно. В основном, это касается злоупотреблений своими полномочиями, как сейчас было сказано, полицейскими и работниками прокуратуры.
Скажем, мы жаловались в связи с тем, что был изувечен — там, случай в 2013 году — рабочий в отделе полиции Блиново. Мы несколько писем направляли. Я просто сейчас уже не буду рассказывать, как он был изучевен. И в отношении этого рабочего возбудили уголовное дело. В общем, мы не получили никаких убедительных ответов после этого. Были избиты наблюдатели на выборах в прошлом году в январе в Балашихе. Об этом даже у меня была возможность рассказать президенту, потом замглавы его администрации. Все это ушло в прокуратуру в итоге, ушло в прокуратуру.
— И в прокуратуре нет никакой реакции, да?
— Да. В общем, это то, что касается чести мундира. Это касается их чести мундира, и вот они так его защищают.
— На данный момент можно говорить о том, что Генпрокуратура — закрытый орган, как вы выразились, все-таки карающий, а не правозащитник страны. Ребрендинг этот нужен? И только ли смена таблички, вывески и имиджа должны здесь произойти? Что нужно внутри этой системы поменять, чтобы действительно достичь этого заявленного результата?
— Боюсь, что нужны какие-то кадровые перемены, наверное. Кроме того, нужно действовать в соответствии с законами, самой прокуратуре нужно действовать в соответствии с законами и чистить свои ряды. Да, нужно чистить свои ряды, избавляться от тех сотрудников — пусть они в меньшинстве, я не могу говорить о большинстве, — в отношении которых есть очень серьезные и обоснованные жалобы. Есть детальные описания их правонарушений.
Прокуратура, в крайнем случае, мы видим, старается тихо уволить этих людей. Но они ответственности не несут, что бы они ни совершили. Я говорю в широком смысле слова. Получается, я говорю и о Следственном комитете тоже, но у нас председатель СК — это замгенпрокурора, между прочим. Такая репутация. Наверное, это означает, что мы своих не сдаем, честь мундира дороже, мы знаем это.
— Хорошо, Илья Георгиевич, а это достижимая, по-вашему, задача — то, что у них в концепции написано?
— Я с этой концепцией детально ознакомиться не мог — знаю только несколько положений.
— Общие тезисы — это то, что Генпрокуратура должна стать открытым органом, правозащитником страны, не «кошмарящим бизнес», эти тезисы мы в начале озвучили. Это достижимая задача или нет?
— Ничего против этих задач не имею.
— Как это будет выглядеть на практике?
— В условиях нынешней ситуации, скажем так, у нас такой сложился, к сожалению, политический режим — внутри него прокуратура другой быть не может. У нас должны быть совершенно независимые прокуратура и суды. Это возможно — изменения прокуратуры, ее медленное реформирование — лишь в том случае, если есть другая ветвь власти, которая совершенно от нее не зависит, от прокуратуры, и которая может принимать решения вопреки мнению прокуратуры. На самом деле, нужно реформировать одновременно и суды, и прокуратуру. Только так получится. Но это очень сложная задача в тех рамках, которые сейчас у нас заданы. Это печально.