«Обстановка в Сирии абсолютно непредсказуема»

Журналист немецкого телеканала N24 Кристоф Ваннер в интервью «Ъ FM»

Заметны ли результаты перемирия в Сирии? Каким образом российские военные договариваются с повстанцами? И от чего зависит исход сирийского военного конфликта? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» Анатолию Кузичеву ответил журналист немецкого телеканала N24 Кристоф Ваннер в рамках программы «Действующие лица».

Фото: Yazan Homsy , Reuters

«Если Россия и США придут к компромиссу, то в Сирии будет мир»

Кристоф Ваннер о роли Турции в сирийском конфликте: «Нам удалось побывать в одном селе недалеко от границы с Турцией, и там были, по-моему, по-русски это называется "туркмены ". И эти люди говорили: "Лишь бы не вмешивались, лишь бы не лезли к нам". Потому что Турция утверждает, что это одна кровь, одна нация, их надо защищать, а эти люди нам говорили: "Мы тут живем в Сирии, мы не хотим, чтобы к нам лезли турки и вмешивались, только хуже будет, оставьте нас в покое". Это те люди, с которыми мы разговаривали. Но я не знаю, что происходит в других селах, в других местах, в других городках рядом, где действительно есть те, которые симпатизируют Турции, я не исключаю, что есть и такие люди. Еще люди ведут себя в зависимости от того, насколько их деревня пострадала. Если обошлось пока, и более или менее, то они говорят "только не лезьте ", а когда, может быть, уже другая обстановка, я не исключаю, что есть и те, которые хотели бы более активного участия Турции. Но это мое предположение, я с такими людьми не разговаривал, просто опыт показывает, что не только черные и белые, есть и между этим разные нюансы, разные мнения. Просто все очень неоднозначно».

О том, как будет развиваться ситуация в Сирии: «Я думаю, дальнейшее развитие ситуации в Сирии очень сильно зависит от того, как Россия будет договариваться с США. Если найдется общий интерес к миру, то этот мир будет. Если все-таки не найдут общий язык, общий знаменатель, конечно, это будет продолжаться. Потому что есть и разные интересы, и разные группы, которые могут финансировать США, и все это продолжается. Я думаю, что эта война на местном уровне пока будет действовать. Там замешаны, конечно, саудиты, там и Иран, там и Турция, и очень много разных игроков, у которых есть свой интерес. Но с тех пор, как Россия начала действовать активно в Сирии, все-таки ситуация кардинально изменилась. И, конечно, этому могут быть не рады другие участники этой игры. Но то, что сейчас Россия там есть, это, конечно, поднимает авторитет России на мировой сцене, надо считаться с мнением больше, чем это было раньше. Я думаю, что все будет зависеть от того, смогут ли найти компромисс, общий подход американцы и русские. Остальные будут более или менее подстраиваться. Саудиты будут делать в итоге то, что американцы им говорят, и турки не могут действовать без одобрения из Вашингтона. Иран и Асад прислушиваются к тому, что Россия говорит. Если эти игроки могут найти подход и договариваться, то это все можно закончить».

«За пять лет войны все перестали друг другу верить»

Кристоф Ваннер о российских военных в Сирии: «Авиабаза в Латакии действительно очень грамотная, она большая. Сколько там самолетов? Около 30, может быть, чуть больше — чуть меньше, я не могу сказать. Там в основном Sukhoi 24, 25, 35, 30, 34 — современные и те, которые постарше. Но все это выглядит достойно, все это выглядит так, как будто там надолго. Они на меня не произвели впечатления, что сегодня это есть, а завтра этого не будет. Это довольно основательно все сделано, и условия хорошие. Как я понимаю, солдаты в основном живут в контейнерах, которые туда привезли. Это такой городок, который состоит из контейнеров. Контейнер выглядит как жилой контейнер, не как на стройке, все в порядке там, цивилизованно и грамотно сделано, и условия, все отлично там, и есть спортплощадка, где ребята могут заниматься под открытым небом спортом, фитнес, тренажеры, все дела, играть в волейбол они могут».

О том, как Россия договаривается с местными повстанцами: «В связи с тем, что такой хаос, есть большая сфера влияния, власть в руках этих шейхов или так называемых полевых командиров. А как только будет правительство, как только будет порядок, они же теряют эту власть либо часть этой власти и часть своего влияния. И некоторым людям это может и не нравиться. Они сейчас понимают, что Россия оказывает на них давление. Был же период, когда были очень сильные массированные авиаудары. И эти полевые командиры поняли, что если так будет продолжаться, их просто не станет. Вот тут какое-то давление было. И они стали понимать, что, может быть, лучше сотрудничать. Сегодня они так думают, потому что на них оказывается давление и потому что они понимают, если они будут сотрудничать, то они могут рассчитывать на помощь, на гуманитарную помощь, может быть, и на финансовую помощь. И это поднимает их авторитет среди своих людей, когда те лучше живут. Но все равно, когда они будут с правительством работать вместе, сотрудничать, то они теряют власть и влияние. Многим, наверное, это не нравится. Они сегодня будут так действовать, а завтра как они будут действовать, бог его знает. Это очень сложно и для российских военных, которые туда ездят маленькими группами, договариваются с этими шейхами о примирении напрямую. Там есть специальные группы среди российских военных, специальные люди, которые действительно встречаются с этими товарищами, разговаривают. И никогда не знаешь, на что ты можешь наступить. Потом, конечно, они получают гуманитарную помощь. Когда они получают какое-то пособие, следующий шейх в другом городке или в другой деревне понимает, что тут идет какое-то содействие, помощь, поддержка, и он-то уже готов сегодня примириться. Что они завтра будут делать, если слишком мягко ты себя будешь вести с ними, я не могу сказать, но я боюсь, что это очень сложный, очень длительный, очень изнурительный процесс — договариваться надолго с этими людьми. Потому что эта война идет пять лет, это очень сурово, это очень жестко».

«Шейх на войне выглядит так же, как шейх в обычной жизни»

Кристоф Ваннер о том, как Минобороны устаивает поездки в Сирию для журналистов: «Как это делается? Там есть просто море желающих. Ты пишешь письма, хочешь участвовать, об этом заявляешь, звонишь, стараешься договариваться. И потом принимается решение, кто может поехать и в каком составе. Потом все отсюда самолетом, скорее всего, прямым рейсом в Латакию. Туда идет переброска, когда эта операция была совсем свеженькая, конечно, меньше возможности было нас куда-нибудь вывезти, с нами куда-нибудь поехать. Поэтому первая поездка — это была авиабаза, это были самолеты, истребители, мы были на крейсере "Москва", на военных объектах. В этот раз мы действительно смогли выехать в сопровождении военных и с соблюдением мер безопасности.

Мы находились там, где было щекотливо, в так называемых капсулах, в бронированных автомобилях и в касках. Это не БТРы — грузовики, и на них стояла бронекапсула, так это выглядит. Внутри находились военные, сопровождение, все как положено, на всякий случай, чтобы все было подготовлено. Мы путешествовали, ездили по стране. Это было очень познавательно. Потому что я для себя не решился это делать на свой страх и риск, так как обстановка в Сирии действительно абсолютно непредсказуема. Там около 100 видов разных группировок, которые сейчас готовы примириться. Плюс к этому эти известные запрещенные в России террористические организации "Джебхат ан-Нусра" или "Исламское государство". Очень сложная обстановка, кто есть кто — абсолютно нельзя сказать с уверенностью. Какое настроение у какого-то полевого командира сегодня и завтра и как он себя будет вести — это все очень сложно предугадать. Но все-таки удалось с этими командирами разговаривать, увидеться».

О сирийцах: «Недалеко от города Хама нам показывали село, где были одни женщины, там мужчин практически не было. Это связано с тем, как нам объяснили, что туда попала террористическая организация "Ан-Нусра", и там просто террористы вырезали всех мужчин. Эти женщины были предоставлены сами себе. И можно себе представить, как это все было. Потом туда российские военные привезли гуманитарную помощь и раздавали. Они начали брать эту помощь только после того, как какой-то старший говорил, что можно. Они еще не очень шли на контакт. Люди просто запуганные».

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...