Как дети и внуки иммигрантов становятся террористами и что изменится после брюссельских терактов, "Огоньку" рассказал политолог Юрий Рубинский
Фото: РИА Новости
— Ваше мнение, Юрий Ильич: можно было предвидеть теракты в Брюсселе?
— Это не первая террористическая атака и, боюсь, не последняя — жить в постоянном страхе европейцам придется долго. Изменился сам характер терактов. Недавно считалось, что всем джихадизмом на планете дирижирует "Аль-Каида" и Осама бен Ладен, но те времена прошли. ИГ отличается от "Аль-Каиды" не идеологией, не практикой, а структурой. У ИГ лучше источники финансирования, обширная территориальная база, но главная его сила в филиалах, которые, распространяясь по планете, как метастазы, действуют, с одной стороны, скоординированно, а с другой — автономно. Автономны и исполнители терактов — это своего рода "одинокие волки", что и показал брюссельский теракт. Борьба с такой структурой полицейскими или контрразведывательными мерами имеет очень ограниченную эффективность. Поиск новых методов борьбы с джихадистским террором — в повестке дня: мира с ним по определению быть не может.
— Джихадистский террор и мусульманский мир — как это соотносится?
— Разумеется, подавляющее большинство мусульман с джихадизмом не имеют ничего общего, более того, острие террора ИГ направлено против тех же мусульман, в частности монархий Персидского залива, которые они считают отступниками от ортодоксальной доктрины пророка. Причем эти монархии как раз долгое время поощряли и спонсировали такие крайние течения, как ваххабизм и салафизм. Тем не менее, непосредственная цель ИГ — захват власти именно в них. Поэтому главным направлением борьбы против джихадизма может быть только сотрудничество с умеренным исламом, сторонников которого куда больше, чем фанатиков-самоубийц.
— А кто эти террористы? Каков путь их радикализации?
— Все зависит от страны и диаспоры. Например, с турками, осевшими в ФРГ, никогда не было проблем с точки зрения терроризма. Первые волны эмиграции из арабского Магриба — Алжира, Туниса, Марокко — тоже старались интегрироваться и преуспеть. А вот их дети и внуки, переместившись в пространстве, так и не переместились в цивилизационных координатах. Моделью такого конфликта для Европы стала Франция. В бельгийском Моленбеке — тот же конфликт, но в концентрированном виде.
— Так в чем же конфликтность этой французской модели?
— Факторов много. Во-первых, это самая большая мусульманская диаспора в Европе. Во-вторых, она появилась в результате отчаянной и кровавой Алжирской войны, и эта травма не зажила. Есть и другие факторы: во Франции самая большая в Европе еврейская диаспора, и ближневосточные конфликты в какой-то мере переносятся на французскую почву. К тому же Франция с ее системой ценностей — светское государство, где иное отношение к женщине, религиозным и сексуальным меньшинствам, все это вызывает негативную реакцию со стороны джихадистского ислама.
— Но это как бы "внешние" раздражители. А что делает самих мусульман агрессивными? Среда заела?
— Конечно. Мусульмане-иммигранты живут в гетто, или в анклавах,— пригородах вроде Сен-Дени под Парижем или в его восточных округах — XIX, XX. По "праву почвы" они автоматом получают французское гражданство, но живут в скорлупе: у них свои исламские авторитеты, при этом застойная безработица, низкий уровень образования, высокая преступность. Качество образования и квалификация молодежи там таковы, что рассчитывать на приемлемую и постоянную работу не приходится. Попав в тюрьмы, молодые люди из таких кварталов проходят обработку имамов-экстремистов и пополняют ряды смертников. Те, кто убивал в "Шарли Эбдо", и участники ноябрьских терактов в Париже — из такой категории. Таких много и в Моленбеке.
— И что же, власти ЕС проблемы этих гетто не видят?
— Ну что вы, видят и давно бьют тревогу. В той же Франции есть программа создания дешевого жилья, ее цель — рассредоточить мигрантов по территории страны, помочь интегрироваться. Но на сохранение гетто влияют экономические факторы. Да и сами европейцы из богатых кварталов Парижа или Брюсселя не приветствуют жилье для мигрантов под окнами...
— На что пойдут теперь в ЕС? Закроют границы?
— Не так радикально, конечно. Но Шенген не выдержал испытания мигрантским кризисом. Неизбежно укрепление внешних границ ЕС, восстановление контроля на национальных границах.
— Насколько теракты подыграли европейским правым?
— Не надо думать, что вся Европа скоро станет на позиции "Национального фронта" или "Альтернативы для Германии". Однако надо понимать: европейская социал-демократия переживает тяжелейший кризис. Это кризис проекта. Экономические реалии глобализации, низкие темпы экономического роста, появление на международном рынке гигантов бывшего третьего мира вроде Китая диктуют политику жесткой экономии. Это вступает в противоречие с щедрой соцзащитой, что чревато ростом протестов, падением популярности социалистов.