Фестиваль кино
В подмосковном поселке Госфильмофонда Белые Столбы проходит юбилейный, 20-й фестиваль архивного кино. Шпионские фильмы и отреставрированные версии немых картин, недавние находки в архивах мира и ретроспектива главного исполнителя роли Сталина Михаила Геловани — было от чего прятаться специально для "Ъ" в темном кинозале АЛЕКСЕЮ МОКРОУСОВУ.
Государство против наркоторговцев и любовный треугольник с участием китайской девочки-подростка — сюжету картины классика американского немого кино Тода Браунинга "В дрейфе" позавидуют современные сценаристы. Снятый в 1923 году фильм (девять лет спустя Браунинг поставит "Дракулу") в советском прокате шел под названием "В сетях опиума", но был известен лишь в отрывках. Для составления полноценной версии потребовалось соединить материалы архивов Чехии, Венгрии и самого Госфильмофонда. Реставрацией занимались специалисты международного музея фотографии и кино в американском Рочестере. Показ картины в первый день юбилейного, 20-го по счету фестиваля архивного кино Госфильмофонда во многом символический жест, подчеркивающий интернациональный характер киноархивной работы.
Как сложно порой спасти и сохранить, видно на примере "Шелковой паутины (В когтях германских шпионов)". В 1916 году роман Николая Брешко-Брешковского экранизировал Юрий Юрьевский, постановщик "Соньки Золотой Ручки". Из 600 метров расслаивающейся пленки удалось восстановить почти 500. Текст либретто, как раньше называли киносценарии, был опубликован, "Паутина" спасена хотя бы частично.
Шпионскими страстями проникнут и "Коля Петров". Работа студента ВГИКа Израиля Градова о бдительном ребенке в стране, окруженной врагами,— одна из немногих сохранившихся учебных лент 1930-х. Это диагноз эпохи с ее страхами перед иностранными агентами и пятой колонной. Подобные фильмы отменяют пародии: есть жанры, которые сами себя пародируют. Впрочем, в программу фестиваля попали две блестящие сатиры на киноштампы — на немое кино ("Боже милостивый (Какими не должны быть фильмы)", США, 1914) и на Голливуд в целом ("Ад раскрылся", США, 1941).
Такой самоиронии советский кинематограф старательно избегал, здесь все стремилось к назидательно-государственному или высокодуховному. Те же вгиковские фильмы пытались походить на ленты старших товарищей, хотя среди них оказывается много настоящего. На фестивале показали пронзительную экранизацию рассказа Юрия Казакова "На полустанке" (маленький шедевр Динары Асановой) и обаятельную "Карусель" Михаила Кобахидзе.
Событием стала программа, посвященная творчеству Михаила Геловани 1920-1930-х годов, до того как он начал играть Сталина и получил фактический запрет на любую другую работу. Сам Геловани (1893-1956) вряд ли мечтал о подобной карьере. Мини-ретроспектива "Белых Столбов" напоминает, как много он обещал как актер и режиссер, причем в разных жанрах: от сельской драмы ("Злой дух") до исторической комедии ("До скорого свидания"; здесь Геловани играет революционера Спиридона Ломидзе). Если поставленная им "Молодость побеждает" (1928), посвященная изживанию адата, интересна сегодня скорее этнографически (тему придумал Виктор Шкловский), то "Настоящий кавказец" (1931) — веселое, живое кино. Кассир ленинградского банка отправляется на Кавказ в погоню за неверной женой. Жена в итоге оказывается верной и обнаруживается дома, зато муж становится мачо — в Тифлисе он облачается в черкеску с газырями, шьет себе сапоги-ичиги из мягкой кожи и возвращается на берега Невы с большим кинжалом в ножнах. Употребить его в итоге пришлось для разрезания черкески и сапог, иначе те не снимались.
Фильм "Настоящий кавказец" показали впервые за 80 лет, в свое время он тоже шел мало. Критики сочли его "немного дурашливой и довольно-таки поверхностной сатирой", усмешку над национальными штампами оценили немногие. От будущих неприятностей авторов спасли цензоры, поменявшие предложенное было название "Кавказский разбойник",— оно могло сыграть трагическую роль в судьбах создателей. Не спасло бы и то, что вскоре все созданное Геловани до исполнения им роли Сталина объявили малозначительным и посредственным.
Геловани убили дважды — впервые, когда Михаилу Чиаурели пришло в голову, что он лучше других сыграет Сталина. Видя в кино важнейшего пропагандиста, вождь многих пробовал на роль себя самого. Говорят, ему больше нравился Алексей Дикий, но именно Геловани играл Сталина чаще других. Второе убийство — после смерти вождя, когда актера не только перестали снимать, но даже отказывали ему во встречах со зрителями. Причиной называли психические проблемы. Возможно, Геловани слишком вжился в сталинский образ. В интервью о фильме "Клятва" он говорил, что во время съемок в нем "жило ощущение постоянного присутствия самого товарища Сталина": "До галлюцинации доходило порою ощущение его близости, когда казалось, что он здесь, где-то около меня, ходит за мной, следит за игрой, контролирует меня".
А Козинцеву Геловани признавался, что постоянно видит один и тот же сон — Сталин вызывает его в Кремль и, вынимая трубку изо рта, спрашивает: "Передразниваешь, Мишико?" Наверняка кинообраз Сталина оказывал воздействие на самого вождя, а вот какое — уже, вероятно, не узнать.
В этих почти наркотических видениях не только особенности школы Станиславского, но и специфика общей атмосферы в стране, определявшей и целое, и детали, включая жизнь в искусстве. Место оруэлловского Большого Брата здесь занимал Большой Отец, и кому-то еще везло, если галлюцинаторное явление Сталина можно было просто списать на работу.