«Компьютеры — очень глупые создания»

Артем Никитин о специфике российской промышленности: «Мы думаем, как бы сделать что-то такое инновационное, супер и так далее, но мы не думаем, будет ли это конкурентоспособным на мировом рынке. И мы думаем о технологиях, но не думаем об обычных продуктах, которые можно производить дешево и с наилучшим качеством здесь, в России. Нефть — это единственное, в чем сейчас Россия имеет сравнительное преимущество по сравнению с другими странами. Вот об этом надо думать, а не о том, чтобы закрывать рынок. Нефть как продукт. Россия имеет сравнительное преимущество в производстве нефти. Больше ни в чем».

Проректор по перспективным проектам Санкт-Петербургского политехнического университета Алексей Боровков о фабрике, функционирующей в рамках промышленной революции 4.0: «4.0 — это объединение трех миров, в первую очередь это физический, цифровой и биологический. В данном случае без людей здесь не обходится, несмотря на то, что он движется в сторону безлюдной фабрики, все-таки здесь тысяча человек работает. В данный момент это настройщики, операторы IT-cистем, и, например, переналадка и настройка на новые изделия занимает всего одну неделю. И в день может вноситься цифровым образом с помощью IT-технологий до 300 изменений, и более 5 тыс. изменений в год. То есть интеллектуальный конвейер, как Smart Factory, там движутся разные детали с разной скоростью, и он разбирается, какая деталь притормаживается, устраивается именно испытание дефектоскопии, то есть много чего может увидеть, ну, если учесть чисто житейские ситуации, когда линия останавливается, размыкается, прошла уборщица с ведром мусорным и так далее. То есть человеческие проявления есть даже на этой фабрике, без них никуда, хотя движутся в сторону безлюдных фабрик, без всякого сомнения, но пока роботы стоят рядом, тренируются, готовятся, пока они дороже обходятся, чем дешевый труд, но зарплаты здесь те же самые, как назывались, чистыми на руки €1,5-2 тыс. в месяц».

Заместитель генерального директора, программный директор РВК Евгений Кузнецов: «Прыжок через отставание возможен. Другое дело, что он крайне сложен, потому что дело не в овладении конкретными технологиями, а дело в создании среды институтов, наиболее благоприятных для технологического развития, а вот с этим у нас как раз есть проблема. Прежде всего, новая технологическая революция совершается руками предпринимателей. Крупные компании, конечно, лидируют, но это, как правило, те крупные компании, которые были стартапами еще буквально 10 лет назад. Это значит, что вся среда поддержки, вся среда государственных и общественных инструментов должна быть направлена на молодые технологические компании — надо уметь помогать им быстро, за несколько лет выходить на глобальные рынки. А с предпринимательством, особенно с предпринимательством бурно развивающимся, в России не так все просто, вы это знаете лучше меня. У нас по-прежнему считают, что крупные проекты делаются в крупных компаниях, поэтому идет укрупнение, а в это самое время крупные западные компании, наоборот, инкорпорируют к себе предпринимателей, ищут способ привить себе предпринимательскую культуру, то есть мы движемся немножко в другую сторону».

«Мы, конечно же, не обречены. И у нас достаточно много талантов, достаточно много возможностей, чтобы в эту технологическую революцию вписаться. В этом смысле я как раз таки оптимист, что, может быть, усилия государства не столь эффективны, но талант общества и возможность общества выживать и совершать рывки есть. Поэтому новые технологические возможности связаны с теми сферами, в которых Россия традиционно была сильна. Во-первых, это цифровая революция — интернет, алгоритмы, программирование. Здесь у нас сильная, хорошая школа даже до настоящего времени. Во-вторых, это медицинская революция и меры технологической революции. Достаточно вспомнить, что Россия в свое время была одной из родоначальниц революции в фундаментальной биологии, нейромедицине еще в XIX-XX веке. Поэтому эти направления у нас сильнее фундаментально и методически, мы знаем, как это делать. Так что главная проблема действительно состоит в том, чтобы разблокировать инициативу, разрешить людям и дать им возможность как можно быстрее двигаться. Я абсолютно уверен, что этой возможностью мы, конечно, сумеем воспользоваться».

«С одной стороны, нужно создать некоторые зоны концентрации. У нас очень распылены усилия, очень распылены люди. Действительно, в мире происходит гиперконцентрация талантов и достаточная компактность территории. И под эти таланты создаются специальные сервисы и специальные возможности. Я думаю, что в России надо сфокусировать наши усилия, не создавать 35 кластеров или 25 университетов, нужно выбрать буквально три-четыре кластера, в каждом из которых есть мирового уровня университет или корпорация, и вокруг этих центров и университетов создавать уже среду мирового уровня. Это первое условие. А второе условие, что не нужны очень вертикальные, очень длинные методы поддержки. У нас основной фокус поддержки сейчас сконцентрирован на новых компаниях, на стартапах, а компании должны долго расти под достаточно серьезным зонтиком. Например, Китай делает основные достижения не за счет того, что поддерживает стартапы, а за счет того, что подхватывает те компании, которые делаются, и начинают выводить их на глобальные рынки. А у нас как только компания доросла до среднего уровня, то она, скорее, испытывает негативный интерес — ее хотят поглотить или определенным образом куда-то встроить. Как это ни парадоксально, в России не надо делать мегапроектов, в которых идет попытка собрать огромные ресурсы. Нам все-таки нужно развиваться через ширину поиска, через максимум возможностей и через создание коллабораций и сетей. Это действительно мировой тренд, и он работает».

Максим Кваша об особенностях новой технологической революции: «Очень важное отличие от прошлых промышленных революций в том, что эта в гораздо большей степени основана на качестве человеческого капитала. Когда у тебя появился паровой двигатель, речь шла на самом деле просто о том, что промышленникам стало доступно гораздо больше энергии, поэтому производство могло стать мгновенно гораздо более энергоемким — это действительно была революция. Когда у тебя случилась организационная революция, когда у тебя появился конвейер, тебе требовалось просто много дешевого труда, и, кстати, Япония стала лидером, используя конец этой промышленной революции, а вовсе не компьютерные дела, компьютерные дела она поймала в следующей. Как раз в лидеры по экономическому росту она выросла за счет эффективного использования конвейера. И примерно там и затормозила, потому что не смогла как следует использовать третью промышленную революцию — компьютерную, несмотря ни на что. Отчасти с этим связано японское торможение с начала 80-х годов, потому что не получилось вписаться в третью революцию».

Артем Никитин о необходимости последовательного развития: «Есть давний спор, что не надо заигрываться в футурологию и пытаться перескакивать естественные шаги, которые нужно проходить. Та же история с нанотехнологиями это показывает, что мы не будем делать то, что делали другие страны, проходить этот путь, но мы сразу войдем в будущее, сразу нанотехнологии — оказалось, это просто неживая история».