КНДР арестовала собственность южнокорейских компаний в технопарке «Кэсон». Это совместный проект Пьхеньяна и Сеула, который находится на территории Северной Кореи. Ранее власти Южной Кореи заявили о приостановке работ в промышленной зоне «Кэсон» в ответ на испытание и запуск северокорейской ракеты-носителя. Как говорится в официальном заявлении Сеула, страна идет на такие меры, чтобы КНДР не использовала вложенные в технопарк средства на финансирование ядерной программы. Ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Константин Асмолов ответил на вопросы ведущего «Коммерсантъ FM» Алексея Корнеева.
Фото: Ирина Калашникова, Коммерсантъ / купить фото
— Константин Валерианович, прокомментируйте?
— Я хотел бы отметить, что изложенная информация не совсем корректна. Южная Корея фактически заявила о полном прекращении работы комплекса — во много это выглядит как неумная мера, связанная с тем, что нужно было найти хотя бы какие-нибудь санкции. И комплекс попался под руку. Дело в том, что в отношении кэсонского комплекса существует расхожее и абсолютно неверное мнение, что это главный поставщик северокорейской валюты. На самом деле, это далеко не так: торговля полезными ископаемыми с Китаем, северокорейские отходники дают Пхеньяну гораздо больше, чем те 80 или 100 млн, которые КНДР зарабатывала в рамках этого комплекса.
Также надо помнить, что, несмотря на определенный громкий проект, в кэсонском комплексе занят, в основном, малый и средний бизнес, предприятия преимущественно легкой промышленности, использующие дешевую северокорейскую рабочую силу. Возможно, именно поэтому вокруг данного комплекса, вернее, вокруг закрытия данного комплекса уже начинаются определенные политические дебаты. Дело в том, что в течение некоторого времени комплекс был определенным инструментом давления, но всякий раз южнокорейцы заявляли, что мы, безусловно, будем защищать интересы наших бизнесменов от различных северокорейских поползновений и посягательств. Теперь комплекс закрывают, собираются окончательно ликвидировать, и делает это, однако, не север, а юг.
Вспоминается предыдущее обострение, связанное с кэсонским комплексом, которое было в 2013 году, когда после тогдашних ядерных испытаний в ответ на усиление санкций Северная Корея отозвала свою рабочую силу оттуда, с апреля по сентябрь комплекс не работал, однако в августе 2013 года стороны договорились. Все более или менее вернулось на круги своя. Потому что, на самом деле, Южная Корея теряет перспективную возможность для межкорейского взаимодействия, а место пусто не бывает. Южане и так потеряли довольно много полезных площадок для экономического сотрудничества, когда начали вводить санкции и практически уничтожили межкорейское экономическое взаимодействие. Однако в итоге эти площадки занял Китай.
— Константин Валерианович, а что, у Южной Кореи не было других механизмов и способов показать свое возмущение запуском северно-корейской ракеты?
— Северная Корея уже довольно сильно и много под разнообразными санкциями. И найти, что бы им еще запретить — это иногда действительно проблема, я просто поясню. В Северную Корею нельзя ввозить майонез, нельзя ввозить пианино и рояли. Я только не помню, пианино — это у нас предметы роскоши или товары стратегического назначения.
— В общем, смешно, если бы не было грустно с какой-то стороны. Понятно. То есть это была такая вынужденная мера, не очень продуманная, как вы считаете?
— Это, знаете, как ситуация — давайте мы хотя бы что-нибудь запретим. К сожалению, в политике очень часто вместо модели рационального действия, умения просчитывать последствия работают эмоции и мотивация категории «должны же мы что-то сделать, не можем же мы выглядеть слабаками».