Владимир Путин назвал патриотизм единственной национальной идеей в России. Об этом глава государства заявил на встрече с Клубом лидеров по продвижению инициатив бизнеса. Независимый аналитик Александр Клюкин рассуждает, почему России не нужны другие национальные стратегии.
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ / купить фото
Для начала — цитата: «От слова "патриотизм" тошнит уже какими-то червяками и вишневыми косточками. Я не люблю родину давно и убежденно… Всем самым чудовищным в человеке мы обязаны патриотизму… Патриотизм не совместим со свободой, он убивает свободу мысли, свободу творчества, свободу самореализации». Это написал два года назад популярная либеральная журналистка. Два дня назад она перепостила этот текст, естественно, не просто так, а после того, как Владимир Путин произнес в среду очень простые слова: «У нас нет и не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма». И добавил: «Это и есть национальная идея». И еще добавил, что это дело не какой-нибудь партии, а общее.
Надо ли полемизировать с либералами о патриотизме? Надо, но такими словами они сами подписываются под актом политического и морального самоубийства. Что в этой цитате журналистки важного? Во-первых, патриотизм, т.е. любовь к Родине, т.е. собственно, сама Родина — в либеральной системе ценностей, которую они все еще надеются нам навязать, ниже самореализации. Во-вторых, патриотизм у них — враг и антипод свободы.
Это ложь и ловушка. Ведь патриотизм, который есть национальная идея — это не унылая казенщина, а деятельная, иногда даже жертвенная, любовь к своему городу, региону, стране. Любовь по определению не может не быть свободной, из-под палки, по принуждению любви не бывает. И даже в Америке, которая у них светоч демократии и образец для подражания, есть прекрасная поговорка: «Права она или неправа — это моя страна».
Патриотизм как объединяющая всех, независимо от политических взглядов, национальная идея — это не просто лозунг. Это прекрасное средство от мешающего жить, сбивающего все жизненные и нравственные ориентиры синдрома собственной неполноценности, который нам несколько десятилетий навязывают западные конструкторы смысла и их здешние последователи. Где-то там, за морями и лесами, земли обетованные, филиалы рая на земле — а у нас все не так, все наперекосяк, и всегда так было, и всегда так будет… Так нас приучают жить не собственным умом, не во имя собственных целей, а с оглядкой: похвалят «оттуда» или нахмурятся, конфетку дадут или санкциями пригрозят.
Для Путина же эта формула национальной идеи совершенно органична. Он, по сути, первый за последние четверть века, если не больше, национальный лидер, напрочь лишенный этого национального синдрома неполноценности. И он стремится и всех остальных от него избавить.