В Мосгордуме поддержали идею переименования переулка, где находится посольство Турции, в честь погибшего пилота Олега Пешкова. Ранее ассоциация «Лига содействия оборонным предприятиям» вынесла это предложение на интернет-голосование. По мнению обозревателя газеты «Коммерсантъ» Максима Юсина, инцидент с российским самолетом, якобы нарушившим воздушное пространство Турции, ставит вопрос о необходимости наладить диалог между Анкарой и Москвой. И, возможно, на высшем уровне.
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ / купить фото
На днях я участвовал в ток-шоу на одном из наших телеканалов — оно было посвящено российско-турецким отношениям. В студии явно преобладали решительные, а то и воинственные настроения. Главный вывод сводился к тому, что предложение турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана о встрече с Владимиром Путиным ни в коем случае нельзя принимать.
Во-первых, потому что турки не извинились за самолет, сбитый в ноябре. Во-вторых, они вновь устроили провокацию. В-третьих, они пытаются втянуть в свой конфликт с Москвой НАТО. В-четвертых, Путину вообще не о чем разговаривать с Эрдоганом. В-пятых, турки еще не в полной мере заплатили за свое «ноябрьское преступление». Вот когда у них сорвется летний туристический сезон, когда они понесут многомиллиардные убытки, тогда, возможно, и наступит момент общаться с Эрдоганом, но никак не сейчас. И дальше в том же духе: в-шестых, в-седьмых, в-восьмых.
Я, конечно, понимаю: на телеэкране многие хотят выглядеть круто, воинственно, непреклонно. Политологи и депутаты считают, что такой показной патриотизм сейчас востребован. Может быть. Но включать мозги тоже иногда бывает полезно. И задумываться о возможных последствиях.
Сколько времени Москва должна продолжать дипломатический бойкот 80-миллионного соседа, ключевой региональной державы? Два месяца уже бойкотирует — сколько еще? Полгода, год, пять лет? На эти вопросы никто в студии мне не ответил.
И никто не объяснил, что страшного случится, если Путин согласится на предложение Эрдогана о встрече, примет его где-нибудь в Сочи или в Ново-Огарево. Холодно, без рукопожатий на камеру, но примет, выслушает, выскажет свои претензии, попытается договориться о неких правилах, которые обе стороны обязуются соблюдать, чтобы не довести дело до прямого военного столкновения.
Потому что опасность такого столкновения сейчас очень велика. Представьте себе, что в следующий раз, в случае реального или мнимого нарушения границы, турки опять собьют российский самолет. И что тогда? Не ответить будет сложно — многие в мире воспримут это как потерю лица, признак слабости.
Но как ответить? Нанести ракетно-бомбовый удар по стране-члену НАТО? Сбить турецкий самолет комплексами С-400? Но тогда турецкие войска просто перейдут границу с Сирией, вмиг доберутся до российской авиабазы. Ее, отрезанную от России, никак не защитить — она почти неизбежно будет захвачена одной из самых боеспособных армий НАТО. Самолеты в лучшем случае успеют улететь, зенитные комплексы достанутся туркам в качестве трофеев.
И как на это реагировать? Начинать ядерную войну? Бомбить Стамбул, как предлагал Владимир Жириновский? Россия в самом деле к этому готова? Ультрапатриоты, собирающиеся в телестудиях и упивающиеся своими бравыми речами, действительно этого хотят?
Я в этом сильно сомневаюсь. А если не хотят, то пора заканчивать спектакль, перестать раздувать истерию в обществе, создавать нездоровый ажиотаж и отвергать саму идею диалога.
Переговоры всегда лучше, чем война — тем более война с непредсказуемым исходом. И удивительно, что эту азбучную истину еще нужно кому-то доказывать.