На этой неделе в Москве с рабочим визитом побывал МИХАЭЛЬ ХРИСТИДИС, генеральный секретарь Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), председательство в которой с января перешло к России. В интервью корреспонденту “Ъ” ГАЛИНЕ ДУДИНОЙ он рассказал о том, как на работу организации повлиял кризис на Украине и почему организация взаимодействует с ЕС теснее, чем с ЕАЭС.
Фото: Santiago Trusso
— Как прошли ваши переговоры с главой МИД РФ Сергеем Лавровым?
— Для меня это была интересная и важная встреча: министр подчеркнул, что Москва придает большое значение своему шестимесячному председательству в организации. Полный календарь мероприятий еще дорабатывается, но его кульминацией, как обычно, станет итоговая встреча глав МИДов стран—участниц 1 июля в Сочи. До того состоится еще несколько встреч отраслевых министров, ведь нашей основной задачей остается экономическое сотрудничество и конкретные проекты, реализацию которых мы поддерживаем.
— Аналогичная ОЧЭС организация по сотрудничеству в регионе Балтийского моря — Совет государств Балтийского моря — испытывает сейчас определенные трудности в работе и, например, была вынуждена заморозить организацию саммита и встречи глав МИДов. У вас дела идут лучше?
— Ненамного. По некоторым направлениям, наоборот, у них больше бюджет и эффективнее управление. В том числе за счет того, что у них председательство в организации длится год, а у нас — полгода. И одним из приоритетов председательства РФ может стать привнесение изменений в работу организации и, например, подготовка к переходу на годовое председательство. Оно позволило бы странам-председателям успевать воплощать в жизнь предложенные идеи. Кроме того, сейчас процедура такова, что решение, скажем, министров энергетики стран—участниц ОЧЭС не имеет силы без визы глав МИДов. Надеюсь, что в ходе российского председательства удастся что-то поменять.
— С какими направлениями работы связаны ваши основные ожидания?
— Главная перемена, на которую мы надеемся, это увеличение объемов финансирования организации и конкретных ее проектов.
— С чьей стороны?
— Прежде всего со стороны стран-участниц, так как у нас межправительственная организация — это должно позволить улучшить текущую работу ОЧЭС. Кроме того, дополнительные целевые средства необходимы для реализации конкретных проектов. И Россия уже заявила о готовности выделить значительную сумму на проекты ОЧЭС через поддержку программы развития Организации Объединенных Наций. Общая сумма пока не утверждена, но ведутся переговоры о выделении российской стороной в отдельный фонд €1,5–2 млн.
— А страны-участницы готовы увеличивать финансирование, несмотря на тяжелое экономическое положение? Например, Россия, Украина, Греция?
— В том, что касается ежегодных бюджетных взносов, повышение объемов финансирования будет незначительным. Российская же инициатива касается конкретных проектов в области малого и среднего бизнеса, возобновляемой энергетики, энергоэффективности и объединении энергосистем стран-участниц. Возможно, интерес проявят и сторонние банки, фонды или третьи страны.
— К вопросу об электроэнергетике, как реализуется проект кольцевой электросети вокруг Черного моря?
— Мы действительно продвигаем объединение энергосистем, которое уже работает между отдельными странами, например, Турция связана с Болгарией, Грецией и Румынией. Идея единой кольцевой электросети тоже по-прежнему актуальна, но наталкивается на технические сложности. Еще более сложным представляется проект единого рынка энергоресурсов, так как в ОЧЭС входят и страны—производители, и страны—потребители, и страны—транзитеры энергоресурсов. Но это еще сложнее.
— А подготовка технико-экономического обоснования по проекту кольцевой электросети уже велась?
— Пока нет.
— Не считаете ли вы, что надо пересмотреть «Экономическую повестку дня» ОЧЭС, которая остается программным документом, хотя была принята еще в 2012 году, когда отношения между рядом стран, в том числе Россией и Украиной, Россией и Турцией, были совсем другими?
— Нет. Повестка по-прежнему задает актуальные цели, и я был бы рад, если бы нам удалось их реализовать. Но, к сожалению, ранее это было невозможно прежде всего из-за того, что у нас не было на это необходимых средств. Нашей организации не хватает проектного характера — и мы хотим это изменить, иначе страны-участницы потеряют интерес в ОЧЭС.
— Средств не хватало с самого начала или из-за ухудшения экономической ситуации?
— С самого начала. Приведу пример: в ОЧЭС существует фонд по управлению проектами в рамках секретариата, взносы в который страны могли делать добровольно. Так вот в 2003–2008 годах средства в него внесли девять стран-участниц, а в 2008–2015 годах — только три, не буду их называть. А значит, последние несколько лет этот фонд неактивен. О том, как возродить его работу, мы говорили и с российскими коллегами. Пока что из-за недостатка финансирования нам не удается поддерживать ряд проектов, в которых мы иначе хотели бы участвовать, и приходится ограничиваться декларациями о добрых намерениях и подписанием соглашений.
— Вы говорили в основном об экономических препятствиях, а политические?
— Они есть. И иногда, конечно, они влияют на нашу работу, тут сомнений нет: от этого никуда не денешься. Но я всегда говорю, что эти сложности только добавляют смысла нашей организации, так как, несмотря на трудности, у нас получается открытое окно для диалога и взаимопонимания. Мы ничем не можем помочь в поиске решений, например, между Россией и Украиной, для этого есть международные процедуры, но мы хотя бы пытаемся выводить эти политические вопросы за скобки нашей работы. Иногда получается, иногда — нет.
— А как, например, может быть решен вопрос о включении или невключении трассы, проходящей через Крым, в проект кольцевой автодороги вокруг Черного моря? Насколько я знаю, Киев сейчас выступает за то, чтобы исключить крымскую трассу из проекта…
— Эта малая часть проекта автодороги стала огромным вопросом для двух наших стран-участниц. Они и должны найти решение, так как оно связано с проблемой суверенитета.
— Но какое решение здесь может быть? Или включить эту часть трассы в проект или не включать…
— Да, но пока политического решения проблемы не будет, мы не сможем искать практическое решение.
— То есть в 2016 году выхода, скорее всего, не предвидится?
— В конце концов это лишь малая часть трассы, общая протяженность которой составляет почти 8,5 тыс. км.
— Москва ранее выступала с инициативой подписания меморандума о мультимодальном железнодорожно-паромном сообщении, есть ли шанс, что он будет подписан в этом году?
— Министр Лавров подчеркнул, какое значение Россия придает этому направлению сотрудничества, и переговоры продолжаются. Я поясню, что означает «мультимодальный». Это значит, что железнодорожный вагон с грузом можно загрузить на судно в Новороссийске, по воде перевезти его в Варну, а оттуда по железной дороге груз направится, например, в Гамбург.
— Российская сторона также сетует на то, что в рамках работы ОЧЭС при разработке проектов возникают ситуации навязывания стандартов и требований Евросоюза, особенно со стороны Греции и Румынии. Это действительно так?
— Я объясню, о чем может идти речь. Дело в том, что Евросоюз — устоявшийся мощный международный институт, обладающий большими возможностями, в том числе продвигающий различные проекты в регионе Черного моря. Некоторые страны—участницы ОЧЭС, даже если они не входят в ЕС, пользуются европейскими программами развития.
Например, только в рамках европейской политики добрососедства, где ЕС финансирует десятки проектов в области развития инфраструктуры, торговли, госуправления, помощи НГО. И мы хотели бы, чтобы ОЧЭС была вовлечена в некоторые из этих проектов, например, имеющие отношение к морю. Но для этого необходимо найти ряд решений в области, скажем, права рыбной ловли, в которой у ЕС уже есть определенные стандарты. И тут страны, которые не входят в ЕС, говорят: «Стоп, не надо нам навязывать ваши решения». Но если нам не нравится, что делает ЕС, мы можем не участвовать в этом. В то же время во многих европейских проектах Россия и сама участвует. И министр Лавров подчеркивал в нашей беседе, что Россия не против сотрудничества с ЕС, но хотела бы, чтобы речь шла о проектах, выгодных для участников ОЧЭС.
— То есть речь идет не о предпочтении тем или иным стандартам, но об участии в проектах, которые уже работают и финансируются?
— Проще говоря, Евросоюз — крупнейший в мире донор помощи в целях развития. А у ОЧЭС есть понимание, что и как нужно реализовывать на местах. Кроме того, как межправительственная организация мы обладаем тем преимуществом, что может облегчать контакты и помощь в поддержке проектов со стороны властей. И я всегда говорю, что надо поженить возможность нахождения источников финансирования с ноу-хау, опытом и знанием, что нужно на местах.
— Есть ли смысл так же работать и с ЕАЭС?
— Конечно, мы сотрудничаем с рядом других организаций и, возможно, с нескольким опозданием изучаем возможности сотрудничества с ЕАЭС, а это довольно молодая организация. Но если они предложат интересные проекты, мы более чем заинтересованы во взаимодействии.
— Пока таких предложений не поступало?
— Не поступало, и пока не было заключено ни соглашения, ни меморандума о сотрудничестве.