Падение мировых цен в металлургии поставило на грань выживания многих производителей, но российские компании, выигравшие от девальвации рубля, не спешат воспользоваться ситуацией и пополнить свои портфели активов. Причиной тому неопределенность будущего отрасли, негативный опыт зарубежных сделок и отсутствие на домашнем рынке в доступе чего-либо привлекательного. Тем более что претенденты на даже пока бесхозные активы в условиях новой российской реальности должны проходить непростой фейсконтроль.
Анатолий Джумайло
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ / купить фото
Похоже, российские металлурги и угольщики крепко выучили уроки прошлого кризиса и его лукавых возможностей. Представляя в ноябре десятилетнюю стратегию развития ММК, топ-менеджмент осторожно обмолвился, что может рассмотреть покупку какого-нибудь угольного актива с набором коксующихся марок — но только при очень выгодном предложении. В Evraz, который в текущем году стал официально управлять угольным холдингом «Сибуглемет», каждый раз подчеркивают, что не собираются покупать его, и мои источники это подтверждают. Уралвагонзавод и Газпромбанк, не раз пожалевшие, что взяли на себя решение проблем угольной компании «Заречная», передоверили управление активом холдингу СДС, где также очень осторожно говорят о перспективах выкупа.
Вот, собственно, и все теоретически возможные сделки M&A в российской черной металлургии. Между тем в прошлый кризис она сохраняла аппетит к инвестициям на дне цикла. Тогда российские сталевары продолжали консолидацию сырьевых и производственных активов, в том числе и за счет раздела СП с иностранными партнерами, созданных еще до кризиса. Но уже в 2012–2013 годах большая часть этих приобретений начала переходить скорее в разряд инвестиционно-социальных обязательств и списаний. Итоги неутешительны.
Запущенный в 2011 году завод ММК в Турции, в который было вложено около $2 млрд с учетом выкупа доли местной Atakas Group, сейчас работает лишь на треть мощностей. Приобретенные НЛМК у Duferco европейские прокатные активы стали в равной мере предметом забот не только российской компании, но и бельгийской государственной SOGEPA, которой в два захода удалось продать 49% дивизиона (за исключением датского завода Dansteel) в обмен на более мягкую программу реструктуризации и сокращения рабочих мест. «Северсталь» распродала все активы в Северной Америке. Evraz остановил и продал часть европейских и южноафриканских предприятий. «Мечел» вообще чуть не стал банкротом.
Поэтому сейчас, когда отрасль снова нащупывает дно, а гиганты вроде Anglo American, BHP Billiton и Glencore заявляют о распродажах, осторожность российских металлургов объяснима. Избыток стали на мировом рынке оценивается в 600 млн тонн, из которых половина приходится на Китай — тот самый Китай, который был основной надеждой и драйвером спроса после кризиса 2008 года. Замедление экономики КНР, недоверие к официальным заявлениям и статистике страны не позволяют рассчитывать реальные горизонты окупаемости новых проектов. Это касается всей стальной цепочки: от руды с коксующимся углем до никеля, легирующего металл.
«Большая четверка» железорудных компаний (BHP Billiton, Fortescue, Rio Tinto и Vale) делает все, чтобы удержать цены на рекордно низких уровнях и выдавить с рынка неэффективных игроков, но пока настрой в отрасли пессимистичный. Так, прогноз Goldman Sachs по ценам на руду в 2017–2018 годах — $35 за тонну. Это коррелирует и с прогнозом китайского аналитического агентства SteelHome, согласно которому экспорт стали из КНР в ближайшие два-три года будет находиться на уровне 100 млн тонн — пока Поднебесная будет заваливать рынки дешевой сталью, спрос не вырастет и маржинальность производителей будет зависеть прежде всего от способности снижать издержки (далеко не в последнюю очередь за счет девальвации национальных валют).
С одной стороны, на фоне растущего протекционизма из-за китайского экспорта российские сталевары могли бы вновь рассмотреть выход на закрывающиеся рынки за счет покупки прокатных активов, но все упирается в негативный прошлый опыт и те же размытые перспективы. Да и консолидация мощностей уже не выглядит залогом успеха: капитализация крупнейшей металлургической компании мира ArcelorMittal сейчас на $1,5 млрд меньше, чем у «Северстали», в семь раз уступающей ей по объемам выплавки.
Несколько активнее в плане M&A выглядит цветная металлургия. Но если не брать стоящую особняком сделку по консолидации Polyus Gold семьей сенатора от Дагестана Сулеймана Керимова, то и там ярких историй не было. Тасовка инвестфондов среди акционеров Petropavlovsk, как говорят в отрасли, стала вынужденным шагом в отсутствии реальных претендентов на компанию, весной реструктурировавшую долги. В серьезную конкуренцию «Русской платине» на конкурсе за месторождение Джеруй в Киргизии в отрасли тоже не верили: политический климат республики смущал всех крупных игроков. «Норникель» как консолидатор пропал с рынка после соглашения акционеров в конце 2012 года, по которому всем зарубежным и непрофильным активам компании была объявлена высшая мера наказания. Вообще в российском цветмете скорее сами больше ждут партнеров для разделения рисков, нежели готовы к скупке активов.
Но в отличие от российской черной металлургии, в цветной сохраняются две большие интриги. Первая — что теперь будет делать семья Керимовых с Polyus Gold. Источники “Ъ” говорили о возможности продажи золотодобытчика подконтрольной государству АЛРОСА, но стороны это опровергали, против, по моим данным, выступают и чиновники. Теперь на рынке так же активно обсуждается возможность использования Polyus как точки опоры для новых сделок — можно перевесить на компанию долг акционера, высвободив его средства, можно нагружать новыми кредитами и сам Polyus. Вторая интрига — аукцион на Сухой Лог, одно из крупнейших в мире золоторудных месторождений. Им интересуются почти все профильные игроки, некоторые из них уже обсуждали аукцион с первыми лицами страны. Но тут коней может попридержать государство, обсуждающее запрет продажи лицензии структурам с любым уровнем и статусом иностранного участия.