В Большом зале консерватории состоялся заключительный концерт фестиваля "Владимир Спиваков приглашает". При всей сомнительности явленного художественного качества концерт все же оправдал свое сенсационное назначение — впервые в Москве выступила американская суперзвезда Джесси Норман (Jassye Norman).
Билеты и пригласительные можно было купить с рук прямо перед началом у спекулянтов — в партер за 8000 руб. и входные стоячие за 1000 руб. По пути в зал раздавались строгие радиопредупреждения: требовалось выключить средства мобильной связи, а курить абсолютно во всех помещениях консерватории было запрещено уже накануне концерта. Ситуация чрезвычайного положения означала, что ради госпожи Норман спиваковские менеджеры чуть ли не впервые отважились нарушить удобства VIP-публики, которую простые поклонники Спивакова остроумно называют административным ресурсом.
Оба отделения концерта начинались симфониями (40-й Моцарта и 5-й Шуберта). Владимир Спиваков с Российским национальным оркестром (РНО) продирижировал их как две абсолютно одинаковые вещицы, сложенные из двух ингредиентов — карамельного звучания струнных и булькающих на заднем плане духовушек. Светлая красота музыки радовала, отсутствие придающих ей смысл конфликтов (тембровых, тональных и прочих) усыпляло. Простая публика впала в блаженное состояние, административный ресурс привычно позевывал, но потом аплодировал от души. Это служило неплохой рекламой Спивакову в глазах ожидавшей выхода звезды.Джесси Норман являлась залу дважды — с Малером после Моцарта и с Вагнером после Шуберта, в зеленом балахоне цвета удава и коническом головном уборе, монументализирующем облик Черной Королевы. Зал будто раз в десять уменьшился — таково воздействие величавой грации Норман, похожей даже не на королеву, а на жрицу искусства. Официальный герой фестиваля подчеркнуто держался в тени.
Цикл песен Малера на стихи Рюккерта оркестр сопроводил плохими струнными унисонами ("Не заглядывай в мои песни"), крикливой медью ("Полночь") и предательским провалом звука в допеваемой на выдохе (да еще и в неудобном для сопрано низком регистре) предпоследней фразе из песни "Я потерян для мира". Собственно говоря, для мира были потеряны первые четыре малеровские песни, хотя и в них певица показала свой голос во всей красе его уникально сочного piano с неповторимым эффектом испаряющейся громкости — но только к пятой песне отрегулировала интонацию.
В вагнеровской "Смерти Изольды" Норман предпочла быть иной — не слабой, а сильной. Почти не отвлекаясь на чувственные нюансы образа, она демонстрировала неиссякающую с возрастом крепость и устойчивость тембра — теперь уже в его оперном формате. Тех, кто слышал ее впервые, наверняка восхитила бесподобная красота нормановских верхов и артистическое владение материалом. Певица подлавливала рассыпающийся оркестр, блестяще ориентируясь на любом участке своей знаменитой партии.
Бисовые песни Рихарда Штрауса "Сесилия" и "Весенняя" Джесси Норман спела полнозвучно, почти как гимны, отчасти даже подыграв полуэстрадным грубостям аккомпанемента. Но вот уж последним романсом с говорящим названием "Завтра" подложила финиширующему празднику музыки свинью. Хрестоматийный шедевр Штрауса получился у Норман таким ненавязчиво элегантным, звучал в такой аристократически свободной интонации, что пресная скрипка (маэстро тут играл сольную партию самолично) и переборы арфы показались верхом ходульности и амикошонства.
Первый фестиваль "Владимир Спиваков приглашает" (хозяин, правда, еще не решил, станет ли он ежегодным) реально оживил осеннюю московскую афишу и засвидетельствовал новый (вполне приличный) уровень организации и рекламы. У гостеприимного проекта хорошие перспективы и масса срочной работы — в основном над образом приглашающей стороны, которой пока расти и расти до собственных великолепных гостей.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ