В понедельник президент России Владимир Путин продолжил и закончил свою работу на саммите G20 в Турции. Закончил он ее громкими заявлениями на пресс-конференции, а специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ понял наконец, отчего за ужином пропал аппетит у президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
В воскресенье вечером главной и единственной темой обсуждений у всех журналистов в Международном пресс-центре была, конечно, встреча Владимира Путина и Барака Обамы. Мировую прессу интересовали любые подробности, которые она пыталась выяснить от единственного доступного ей источника — российской прессы. Российская пресса, в свою очередь, пыталась атаковать членов российской делегации. Атаковать было уже некого, и они атаковали друг друга…
В конце концов жертва была найдена. Ею оказалась шерпа российской делегации на этом саммите Светлана Лукаш. Она сама великодушно приехала в отель, где живут российские журналисты.
Светлана Лукаш — герой если не России, то российской делегации уж точно. Это она, чего уж там, сделала тут же ставший историческим снимок: Владимир Путин и Барак Обама склонились друг к другу из своих кресел, и кажется, что между ними сейчас проскочит электрический разряд.
И это она разъяснила, что на самом деле в холле перед входом в зал пленарных заседаний было очень шумно и президенты просто пытались расслышать друг друга.
— А правда, что это вы сняли их? — спросили ее.
— Да, это была я! — лицо этой молодой женщины просто засияло.
— Вы не останавливайтесь, пожалуйста, на достигнутом и завтра продолжайте! — попросили ее.
— Я очень постараюсь! — звонко пообещала она (я удивился: а что, будет еще одна встреча президентов России и США?) и бросилась на защиту Владимира Путина, на которого, впрочем, никто не нападал.
Она вспомнила годичной давности «двадцатку» в австралийском Брисбене, где Владимир Путин не был никаким изгоем, как это пытались представить журналисты, и поэтому не надо говорить, что ситуация совершенно изменилась в лучшую сторону в Турции. И так все было хорошо…
— Это вы,— не сдержалась Светлана Лукаш и в сердцах упрекнула сразу всех российских журналистов,— почему-то решили, что он изгой. А с ним все разговаривали!
И я потом уже один на один сказал ей, что все, конечно, так и есть, как она говорит, хотя не все писали, что господин Путин — изгой, но есть только один момент: почему на церемонии совместного фотографирования в Брисбене его поставили с самого края?
— Да вы не представляете себе, какая там система, по которой их там ставят! — воскликнула Светлана Лукаш.— Это очень сложно! Там не по алфавиту, нет! Очень сложная система! Зависит от количества лет, которые человек проработал президентом… И от того, когда он им стал…
Я хотел бы рассказать, что по этим показателям господин Путин должен был по праву занять место хозяина саммита в самом центре, но я не стал этого делать: нельзя было перебивать Светлану Лукаш — по всем признакам нам встретилась святая.
— Да и вообще,— продолжала она,— там, в Брисбене, даже табличек с фамилиями на полу не лежало! Вы знаете об этом? Не знаете!
Тут она задумалась, видимо, обратив внимание на странное противоречие в собственных словах, и потом махнула рукой:
— Так что это второй вариант уже! Никто, никто его не дискриминировал!
Когда кто-то попытался предположить, что разговор был слишком напряженным, а сам Владимир Путин остался после него некоторое время сидеть в кресле задумчивым и даже отрешенным, она сказала, что ничего подобного и что «были даже проблески улыбок».
Переводчиком с американской стороны, она добавила, была Сюзан Райс, а с нашей — переводчик, и на вопрос, а почему тогда с нашей — не Юрий Ушаков, тоже ведь советник президента, объяснила, что на пленарном заседании предполагалось обсуждать исключительно экономические вопросы и поэтому с нашей стороны присутствовали только экономические советники. А Сюзан Райс… Ну что Сюзан Райс?.. Это ее выбор… Вот в итоге рядом с шефом и оказалась…
— А на ужин вы тоже пойдете? — спросили ее.
— Нет,— твердо ответила Светлана Лукаш.— Ужин по терроризму будет, мне там делать нечего… Я пойду дальше итоговой резолюцией заниматься…
Я спросил ее насчет этой резолюции: она должна была начать интересовать всех только на следующий день, когда других тем, кроме нее, уже и не будет, и я понял, что подробности можно выяснить уже сейчас.
И вот тут Светлана Лукаш показала себя совершенно образцовым профессионалом, и я наконец понял, почему она второй год держится в должности шерпы, вопреки всей своей святости.
И когда на следующий день я поговорил еще с одним участником конференции, все подтвердилось.
Выяснилось, что вся проблема итоговой резолюции состоит в части, касающейся климата. Спикером дискуссии о климате является Франция, которая через две недели, если не случится ничего непредвиденного, примет мировой саммит по проблемам климата (в нем, скорее всего, примет участие и Владимир Путин).
Так вот, Франция, рассказала все планы госпожа Лукаш, настаивает на том, чтобы все страны G20 пошли на компромисс в вопросе о квотах на выброс вредных веществ еще до конференции в Париже. И чтобы особенно и прежде всего Китай и Индия согласились увеличить свои обязательства по уменьшению квот. Дело в том, что по Киотскому протоколу 1994 года Китаю и Индии были предоставлены очень большие квоты: промышленность их развивалась, бедность была просто обескураживающей, и было общими усилиями решено, что жизнь человека важнее любых вредных выбросов.
Сейчас жизнь человека в Китае и Индии изменилась к лучшему, а квоты остались такими же, как были в 1994 году. Всех остальных это теперь не устраивает.
Так что Франция настаивает на радикальном увеличении обязательств по сокращению квот, чтобы на конференции в Париже можно было сказать, что это консолидированное решение G20, с которым придется считаться.
По мнению госпожи Лукаш, в этих французских предложениях много рисков, потому что достаточно, чтобы у какой-то одной страны сдали нервы и она отказалась бы от записанных на нее повышенных обязательств,— и все договоренности пойдут прахом, как это было в Копенгагене семь лет назад.
Кроме того, в проекте резолюции, за который бьется Франция, заложен пункт о жестком мониторинге выполнения соглашений, если они будут достигнуты. Международные инспекторы будут иметь право приехать, по сути, на любое предприятие договорившихся стран и проверить, как выполняются обязательства. Это по понятным причинам тоже далеко не всех устраивает.
Поэтому на уровне экспертов на G20 идет затяжное сражение не просто за каждое предложение, а за каждое слово в нем. Так, другой мой собеседник, пожелавший остаться неузнанным, рассказал, что в тот день, когда встречались Владимир Путин и Барак Обама, эксперты «двадцатки» с девяти утра до двух ночи обсуждали, по сути, только одно предложение в проекте резолюции и несколько часов — только одно слово в этом предложении, перебирая десятки его синонимов. Но так ничего и не выбрали.
— Для Франции эта история — вызов,— сказал мой собеседник.— Французы хотят удовлетворить свои амбиции и выйти победителями. Они не понимают, что в результате может не получиться ничего.
Светлана Лукаш между тем не считает, что все закончится вообще ничем.
— Какой-то текст все равно будет согласован,— пожала она плечами, когда уже совсем поздно вечером мы ждали шаттл, который подбросил бы нас до отеля Regnum Karya Hotel, где в это время шел «ужин по терроризму» и где после этого у Владимира Путина должны были состояться еще две двусторонние встречи — с канцлером Германии Ангелой Меркель и президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом.
— Но это тогда,— продолжила госпожа Лукаш,— будет очень простой текст с ни к чему не обязывающими формулировками, а этого тоже не хотелось бы.
В переполненном журналистами и их видеокамерами шаттле она через минуту уже увлеченно болтала с пожилым американцем, корреспондентом Los Angeles Times, которому сказала в ответ на его вопрос, что она шерпа и что это она сегодня сфотографировала Обаму и Путина… И уже показывала на своем планшете эту фотографию. И ошарашенный старичок через три минуты уже признавался ей в любви и говорил, что не верит все равно, что у России могут быть такие шерпы…
В Rеgnum ждали, когда закончится ужин. Светлана Лукаш ушла в ночь согласовывать уже, видимо, не слова, а буквы.
Ужин продолжался между тем уже больше полутора часов, а было уже 11 вечера совершенно нескончаемого дня.
Лидеры G20, в свою очередь, обсуждали, что делать с беженцами в Европе, как свести разные списки организаций, которые следует признать террористическими (инициативу в этом деле, по сведениям “Ъ”, взяла на себя Иордания, и с ее королем у Владимира Путина в ближайшее время может состояться встреча), а также, конечно, Сирию.
По информации “Ъ”, во время вечернего разговора Владимир Путин, кроме всего прочего, убеждал Барака Обаму в том, что в досрочных президентских выборах в Сирии вполне может участвовать Башар Асад: «Вы говорите, что 60% суннитов недовольны тем, что он их президент? Ну так пусть придут и проголосуют против него».
Впрочем, известно, что в таких случаях возражают американцы. На все такого рода предложения они отвечают: «Вы понимаете, что ИГИЛ начался с Асада? Это неприемлемо!» А на возражения типа «ИГИЛ начался гораздо раньше…» разочарованно пожимают плечами.
Вот и вся суть этих многомесячных переговоров.
— Уже больше двух часов говорят,— вздохнул один из членов российской делегации.— Видимо, Путин Эрдогана дожимает… Он, пока это не сделает, из-за стола не встанет… Это мы знаем…
– Да, у Эрдогана режим…— возразил другой собеседник.— Он, говорят, поздно спать не ложится…
В чем же предстояло дожать господина Эрдогана? По информации “Ъ”, при согласовании списков террористических организаций сразу возникло множество противоречий. Так, турки считают террористической организацией Курдскую рабочую партию. А их американские коллеги, наоборот, настаивают, что это дружественное объединение и т. д. И до бесконечности…
Надо сказать, в этот вечер президенту Турции суждено было лечь спать рано. Но рано утром. Ужин в результате продолжался 2 часа 50 минут. И когда в коридоре появился президент Турции, выяснилось, что он не наелся. Господин Эрдоган вдруг остановился у небольшого столика в центре коридора (на нем лежали фрукты и сладости) и начал при огромном стечении охраны и простого люда не спеша вырезать ножом какие-то сложные узоры на нектарине, который он выбрал после длительного капризного изучения. Из этих узоров складывались разнообразные дольки, с которыми он тут же расправлялся…
Видимо, и в самом деле не до фруктов было Реджепу Тайипу Эрдогану на ужине по терроризму. А теперь он должен был в ночи встретиться еще и с Владимиром Путиным, у которого было назначено сначала с госпожой Меркель.
В это время по коридору вдруг начали бродить какие-то турки с российскими и турецкими штандартами наперевес. Они заходили в комнаты, выходили, возвращались в них, выходили опять… Они, видимо, никак не могли решить, где оставить флаги. В конце концов я перестал обращать на них внимание, хотя поначалу выглядело это все, мягко говоря, противоестественно.
Наконец первая ночная двусторонняя встреча состоялась. Госпожа Меркель формулировала вяло, а скорее просто безжизненно. Расслышать можно было только ее предложение поскорее отпустить фотографов и операторов, которым пора спать. Подразумевалось, конечно, что на самом деле пора спать ей…
И переговоры эти, которые начались в половине второго ночи, носили, разумеется, ритуальный характер. Они продолжались не больше 20 минут.
А Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган через несколько минут в другой комнате встретили журналистов вообще гробовым молчанием… Однако переговоры должны были состояться — и они состоялись.
Интересно, что двусторонние встречи продолжились уже в девять утра в другой гостинице, Maxx Royal, и с участием других людей. Неизменной константой на них был только Владимир Путин. Сначала он увиделся с итальянским премьером Маттео Ренци, который сидел, закинув нога на ногу, и говорил: «Дорогой Владимир, очень рад встретиться с тобой, я помню, как ты приезжал к нам на Expo-2015, мы заходили с тобой на российскую экспозицию и там мне удалось попробовать самые изысканные блюда твоей кухни…» Впрочем, Маттео Ренци выражал, конечно, соболезнования в связи с катастрофой самолета в Египте и энергично кивал в ответ на слова коллеги о том, что «теперь надо проявлять единство, особенно в борьбе с терроризмом…»
Интересно, что обрадованным при встрече с Владимиром Путиным выглядел и, может быть, главный его критик Дэвид Кэмерон, британский премьер.
— Мы вынуждены просто,— сказал ему господин Путин,— и давно пора было это сделать, объединить усилия в борьбе с этим злом — терроризмом.
Надо же, и англичанин понимающе кивал. И выглядел даже, кажется, растроганным, когда российский президент рассказал, как благодарен ему за звонок после падения самолета, когда британский премьер «поделился информацией по поводу причин трагедии и поделился сведениями, полученными от британских спецслужб».
Видимо, и в самом деле история с самолетом оказалась неутешительной.
Пока шли российско-британские переговоры, к журналистам подошел глава «Газпрома» Алексей Миллер, который рассказал, что на ночной встрече с Реджепом Тайипом Эрдоганом обсуждали, конечно, перспективы «Турецкого потока» (перспективы, как я понял, не стали менее туманными после этих переговоров), а также сообщил, что Украина очень сильно сократила в последнее время отбор российского газа, но все равно ей не хватит предоплаченных объемов даже на четверо суток…
Так начиналось утро второго дня…
Пленарное заседание прошло ровно. Шерпы, которые работали до трех часов утра, так и не согласовали параграф о климате в той редакции, которую предлагала Франция. На этот раз Саудовскую Аравию и Индию, по данным “Ъ”, не устроило слово «изучить» в применении к специалистам, которые будут мониторить выполнение обязательств, взятых на себя странами «двадцатки».
Кажется, уже никто до конца не понимал, с чем спорит. Но общая подозрительность к утру только усиливалась. Слово «изучать» смущало все больше. Под этим понятием подразумевалось, похоже, по крайней мере «подглядывать»… а вернее, чего уж там, «следить»…
В общем, французский вариант в конце концов, как и предполагала Светлана Лукаш, превратили в набор невинных, то есть уже ничего не значащих слов. В таком виде резолюция и вышла. В ней кроме этого было много слов о борьбе с терроризмом. Но на самом деле это была стандартная резолюция такого рода саммитов. Такую могли принять и в Брисбене, и в любом другом городе. И для принятия такой резолюции не обязательно, чтобы случился такой страшный теракт, как только что в Париже или, например, несколько дней назад в небе над Египтом.
Таким образом, главным событием саммита в Анталье осталась встреча Владимира Путина с Бараком Обамой, а также общее впечатление насчет того, что российский президент и в самом деле даже в публичной сфере перестал быть для собеседников фигурой нон грата.
Впрочем, встретившись с журналистами после саммита, Владимир Путин о встрече с Бараком Обамой ничего не сказал, только упомянул, что и в этот день перекинулся с ним несколькими словами — на этот раз по поводу нового заманчивого российского предложения для Украины. Россия готова не только перенести выплату трехмиллиардного украинского долга России на следующий год, но и получить эти деньги не сразу, а за три года — по $1 млрд в год. Но поскольку западные партнеры Украины уверены, что страна выплатит в 2016 году все 3 млрд, значит, они могут дать свои гарантии этого. Господин Путин готов, в свою очередь, получить такие гарантии либо от правительства США (об этом и говорил с Бараком Обамой), либо от «солидных финансовых организаций» (об этом говорил с директором МВФ Кристиной Лагард).
Таким образом, бросается в глаза желание поймать партнеров на противоходе. Тут, честно говоря, чувствуется почерк самого господина Путина. Его стиль. Об этом можно судить даже по тому, с какой любовью он описывал это эксклюзивное предложение.
В резких выражениях господин Путин говорил о финансировании терроризма. По его данным, «финансирование идет из 40 стран, причем из некоторых стран “двадцатки”».
С огромной долей вероятности можно предположить, что речь идет о Саудовской Аравии, а также, возможно, о Турции.
Российского президента возмущают потоки нефти, которые идут на продажу с территорий ИГИЛ. Проблема в том, куда идут (слово «Турция» не прозвучало и на этот раз, но и на этот раз, похоже, подразумевалось).
Господин Путин, оказывается, даже показывал коллегам по G20 снимки из космоса, на которых было хорошо видно, «как колонны машин с нефтью длиной четыре-пять километров уходят за горизонт». Он ничего не сказал о том, как восхитительно они могли бы запылать, подожженные, если что, более или менее нечаянной бомбой или ракетой российского бомбардировщика, но, по-моему, это подразумевалось.
Хотя бы по одному этому эпизоду можно было между тем судить о глубине дискуссии, которая развернулась прежде всего накануне поздно вечером за «ужином по терроризму». Теперь окончательно понятно, почему Реджеп Тайип Эрдоган с такой жадностью набросился после этого ужина на нектарины: эти кадры спутниковой съемки кому угодно отобьют аппетит за ужином.
Господину Путину дали возможность вспомнить и про Брисбен. Он поддержал в этом вопросе позицию Светланы Лукаш и припомнил, что на саммите в Австралии к нему очень хорошо относились, а раньше всех он улетел только потому, что не хотел стоять в общей очереди на вылет:
— А то я слишком хорошо это знаю: три часа стоять в очереди… Так что я просто пораньше уехал, и все…
Новой оказалась информация о том, почему западные партнеры не дают российским Воздушно-космическим силам (ВКС) информацию о том, какие районы в Сирии бомбить не надо, чтобы не дай бог не задеть войска умеренной оппозиции и территории, которые она контролирует.
— Опасаются, наверное, что если дадут координаты,— прокомментировал господин Путин,— то мы туда и будем наносить удары. Что мы обманем… Видимо, о нас думают исходя из своих представлений о порядочности!
И он рассказал, что на самом деле в этой местности уже есть люди, которые ему всецело доверяют: это некоторые войска оппозиции, с которыми российские ВКС уже взаимодействуют и которые даже уже готовы вместе с ними бороться с ИГ.
Господин Путин дал понять, что его в меру воодушевляет эта ситуация: так недалеко и до объединения усилий сирийской армии и умеренной оппозиции.
Осталось только понять, где она, умеренная сирийская оппозиция? Ведь еще пару недель назад российский президент сетовал на то, что ее что-то никак не отличить от любой другой.
Напоследок российский президент назвал условие, при котором можно будет сделать окончательный вывод о причинах крушения российского самолета в Египте:
— Если это был взрыв, должны остаться следы взрывчатых веществ на обшивке, на вещах пассажиров… И мы в состоянии обнаружить эти следы.
Владимир Путин уехал в аэропорт. В отличие от Брисбена он никуда, видимо, не спешил и готов был стоять в общей очереди.
Действительно, а куда спешить-то? От завтрашнего полета на Филиппины он ведь отказался даже не позавчера.
Вслед за президентом должен был улететь и борт с членами российской делегации и журналистами. И тут все великолепие, с которым турки принимали саммит (нескончаемая бесплатная еда, тотальный Wi-Fi в любой точке саммита под одним паролем, мгновенный транспорт по первому требованию, нескончаемые просторы бесконечных отелей...), разбилось о ничтожный факт: расторопные турки отправили большую часть российского журналистского багажа, которая была складирована в отеле Maxx Royal в ожидании своего часа, на борт азербайджанской делегации, которая вообще без задержки улетела на нем в тот самый Париж.
Все-таки это и правда великий город. C него все начинается. Им все и заканчивается.