Президент Национального банка Грузии Георгий Кадагидзе рассказал «Власти» о том, кто виноват в падении национальной валюты и как стране выйти из экономического кризиса.
Фото: Пресс-служба Национального банка Грузии
«В такой ситуации нужен козел отпущения»
Каковы причины падения курса лари и насколько обоснованы обвинения в том, что Национальный банк этому способствует?
Если говорить очень схематично, то наша экономика ежегодно потребляет около $8,5 млрд импорта, который мы каждый год должны финансировать. Финансирование идет по четырем разным путям. $4 млрд (я буду округлять цифры) — это экспорт. То есть наш торговый дефицит — $4,5 млрд. Финансируется он следующим образом: $1,6 млрд — туризм; $1,4 млрд — почтовые переводы от граждан, которые работают за границей; а остальные $1,5 млрд — это прямые инвестиции. То есть если нам удается привлечь $1,5 млрд прямых инвестиций в год, это означает, что наш платежный баланс сбалансирован, и нет никакого давления на курс.
А что произошло в этом году? Экспорт упал на 25%, переводы упали на 25–30%, а доходы от туризма и инвестиций не смогли перекрыть эти потери. Такое в истории экономики происходит довольно часто и называется классическим шоком платежного баланса. Из-за чего упал экспорт, понятно — из-за региональной обстановки в России и Украине. Объем переводов снизился из-за обстановки в России и Греции (Греция — это вторая страна по количеству переводов в Грузию).
Что происходит в такой момент? Если у человека снижаются доходы, он потребляет меньше. При плавучем курсе это означает, что курс девальвируется, платежная способность уменьшается и уменьшается импорт, то есть курс берет на себя первый удар от этого шока.
Конечно, одна из главных проблем грузинской экономики заключается в том, что она очень долларизована. У 50% заемщиков в Грузии ссуды и кредиты в долларах, а доходы у них в лари. Это означает, что у большинства нашего населения выросли расходы на обслуживание кредитов. Это, конечно, очень болезненный социальный вопрос и, как везде в мире у любого правительства, в такой ситуации нужен козел отпущения. Конечно, Центробанк в такие времена становится идеальным стрелочником. Это, повторяю, не уникальная грузинская история — то же самое происходит, например, и в России: госпожа Набиуллина была в Тбилиси несколько недель назад, у нас был большой форум управляющих Нацбанков Черноморского бассейна, стран Балтии, Средней Азии и Балкан.
Сейчас какая ситуация? Продолжается падение лари?
Процесс этот был очень болезненным, но сегодня, судя по макроэкономическим параметрам, шок нашего платежного баланса уже исчерпан, курс стабилизировался, но мы получили 30–35% девальвации в долларах. Лари стабилизировался в последние недели. Курс реально отражает то, что происходит в экономике. Я думаю, что мы уже достигли дна. Но вообще все сейчас зависит от того, какой будет ставка рефинансирования в Федеральной резервной системе США к концу года.
Если сравнивать с другими валютами в регионе, то лари обвалился сильнее остальных?
Это самый главный вопрос. Если мы хотим провести серьезный экономический анализ курса, то надо смотреть не на номинальный обменный курс к доллару, а на реальный эффективный обменный курс. В этом случае курс взвешивается к валютам торговых партнеров. Наши торговые партнеры — это Турция, Китай, Россия, Евросоюз. И вот мы смотрим, что происходит с лирой, рублем и так далее. И взвешиваем в той части, которая есть в нашем торговом балансе. То есть если 20% нашей торговли приходится на Турцию, то взвешиваем 20% к лире.
И какой вывод?
А вывод такой, что наш реальный эффективный обменный курс (именно он, а не номинальный курс является для экономистов самым главным показателем) показывает, что мы не девальвировали. Но, конечно, это небольшое утешение для населения, у которого серьезно выросла задолженность перед банками.
Вы сказали, что в Грузии 50% заемщиков имеют долларовые кредиты. А сколько это человек?
Примерно 150 тыс. человек имеет кредиты в валюте от коммерческих банков, а их задолженность в лари выросла на 35%. Да, это очень серьезно, и суть социальной проблемы именно в этом, а не в росте цен. Инфляция у нас в рамках нормы — 5%.
Конечно, некоторые продукты подорожали больше, некоторые — меньше, но если взять в целом потребительскую корзину, то наша проблема — не инфляция потребительской корзины, а уменьшение доходов людей.
Какой выход вы видите из такой кризисной ситуации?
Фундаментальное разрешение этой проблемы — в увеличении наших доходов. Мы должны реально поднять наши доходы через экспорт, туризм, инвестиции. Больше зарабатываем — лучше живем. И если это произойдет, то мы в принципе можем вернуться на прежний уровень курса.
«Сегодня резерв Грузии — $2,5 млрд»
Власть обвинила вас в том, что вы, «ставленник» прежнего правительства, намеренно не стали тратить национальные резервы, чтобы уронить лари и навредить нынешним властям.
Самый популярный и самый неправильный метод — требовать, чтобы Центробанк вмешивался и тратил свои резервы. Это совсем неэффективно, что подтверждает не только многолетняя мировая экономическая история, но и пример наших соседей — даже те страны, которые намного богаче Грузии из-за доходов от экспорта энергоносителей, после многомиллиардных интервенций все равно девальвировали. Потому что, когда речь идет о фундаментальном дисбалансе, тратить резервы — большая бессмыслица.
Мы не могли этого допустить, и мы этого не сделали. И разные люди, которые любят теории заговоров, это комментировали. Но Грузия не уникальная в этом смысле страна, и как страна молодой демократии мы должны были через это пройти. Насколько успешно это получилось, покажет время, но я точно могу сказать, что Центробанк сделал все, что мог. Наша политика была правильной, об этом говорится во всех докладах МВФ и Всемирного банка.
Мы воздержались от траты золотовалютных резервов. Мы потратили очень небольшую часть: за последний год всего $227 млн. Страна развивается, а чем больше экономика — тем больше резерв. Сегодня резерв Грузии — $2,5 млрд.
В любом случае, наше самое большое достижение — это прозрачная и стойкая банковская система, хорошо капитализированная, уже реформированная. Там все чисто, достаточный объем капитала, структура акционеров очень здоровая: 90% — это нерезиденты, два самых крупных грузинских банка котируются на бирже в Лондоне. То есть у нас нет тех проблем, которые обычно бывают почти везде в постсоветских и в восточноевропейских странах.
Грузию не душат долги, у нас нет проблем с точки зрения регуляций, у нас хорошие показатели бизнес-климата, налогов, высокий антикоррупционный индекс. Есть все обязательные условия для развития страны, поэтому у нас в любом случае будет к концу года небольшой экономический рост, около 3%. Инфляция будет около 5%. То есть с макроэкономической точки зрения у нас все хорошо, но нам надо очень много работать, чтобы привлекать инвестиции, создавать рабочие места, увеличивать продуктивность экономики. И если мы сможем повторить за грядущие десять лет тот успех, который у нас был в последние 15 лет, то получим классическую историю успеха — как за 20 лет бедная страна стала страной со средней экономикой.
Но все это, безусловно, возможно при условии, что сохранится низкий уровень коррупции, экономическая свобода, низкие налоги. Тогда качество жизни будет постепенно улучшаться.
Сейчас объем инвестиций снизился?
Нет, у нас есть рост инвестиций, но он не настолько большой, чтобы перекрыть последствия шока от уменьшения экспорта и почтовых переводов.
Какой у Грузии внешний долг? Есть мнение, что страна живет в долг.
Это стереотип. У нас государственный долг около 45% от ВВП. По Маастрихскому соглашению считается, что если государственный долг страны меньше 60% ВВП, то все в порядке. К тому же тот долг, который у нас есть,— это деньги, которые всегда шли в инфраструктуру, а не на социальные проекты. То есть наши текущие доходы от налогов покрывают наши текущие расходы. И даже с учетом того, что бюджет сейчас намного более социальный, чем был раньше, у нас все же операционное сальдо бюджета позитивное. То есть тот дефицит бюджета, что у нас есть, идет на инфраструктуру, и это совсем неплохо. Плохо, когда страна занимает деньги и тратит их на выплату пенсий и зарплаты государственным служащим. В нашем случае таких проблем нет.
А за последние три года активной социальной политики властей внешний долг вырос?
Может быть, но очень незначительно.
Бидзина Иванишвили обвинил вас в незаконных действиях в отношении его коммерческого банка «Карту», а потом сказал, что руководство МВФ попросило его не трогать вас. За вас, правда, заступился МВФ?
Мне не хотелось бы это комментировать, это очень смешно.
Ну а сейчас у вас нормальные отношения с правительством?
У нас с правительством никогда не было проблем с точки зрения обмена информацией. Часто у нас бывают разные взгляды на вещи, но это не означает наличия какого-то конфликта. Правительство — это одна сторона, Нацбанк — это независимый институт, но, конечно, у нас не детский сад, чтобы мы друг с другом не разговаривали. Мы всегда обмениваемся информацией. Я хочу повторить, что не существует ни одного негативного доклада со стороны всех наших партнеров, международных финансовых организаций: все как один говорят, что наша политика была правильной и по банковскому надзору, и по монетарной политике.
Вы не выполнили требование властей Грузии и не стали продавать национальные резервы. У вас в феврале истекает срок полномочий. На ваше место может прийти человек, который, возможно, будет более сговорчивым. Что будет, если Нацбанк начнет тратить резервы?
Мой срок подходит к концу, но Нацбанк — это не один человек, это команда профессионалов, которые остаются, и я думаю, что никто серьезно не считает, что, потратив резервы, мы что-то выиграем. Я очень надеюсь, что такого давления и требований больше не будет.
«Наша задача — сохранить адекватные резервы и не позволить использовать их на политические цели»
Власти настояли на создании нового контролирующего агентства, которое не будет подчиняться Нацбанку и будет его контролировать. Насколько я знаю, президент страны такое решение не поддержал, но парламент преодолел его вето, и это агентство создано?
Оно не функционирует. В июле был принят закон о выносе надзорных функций из Нацбанка в отдельное агентство. Потом президент наложил вето. Потом парламент преодолел это вето. Потом оппозиционные партии пожаловались в Конституционный суд. У нас в конституции написано, что функция Центрального банка — способствовать финансовой стабильности. А если это агентство будет вне Центробанка, то ЦБ не сможет выполнять свои конституционные обязанности. КС взял дело на рассмотрение и буквально три дня назад постановил, что пока не будет вынесено последнее решение, надзорная функция за ЦБ остается. То есть Конституционный суд приостановил действие этого закона. Я думаю, что на вынесение такого решения потребуется несколько месяцев.
А почему президент Грузии заявил, что создание этого агентства нарушает повестку дня по ассоциации с ЕС?
В договоре об ассоциации с ЕС есть такой пункт: если мы собираемся что-то менять в законодательстве, которое регулирует финансовую сферу, то должны предварительно проконсультироваться с ЕС. А таких консультаций не проводилось, значит, это противоречит нашим обязательствам.
Мы главные ключники резервов страны. Наша задача — сохранить адекватные резервы и не позволить использовать их на политические цели, которые будут краткосрочными, а в долгосрочной перспективе ничего не дадут. А цели политиков обычно краткосрочные. Поэтому ЦБ конституционно независим от правительства. Так устроено во всем мире. Потому что мировое сообщество пришло к выводу, что ЦБ должен быть защищен и независим, чтобы не поддаваться воздействию правительства, у которого есть свои краткосрочные планы.
Что вообще изменилось в Грузии после подписания договора об ассоциированном членстве с ЕС?
Я думаю, что это один из самых больших позитивных моментов с точки зрения возможностей для экономики, которые будут у нас в ближайшие годы. Мы сейчас только в начале нашей интеграции в евроструктуры. Мы многого ждем от договора об ассоциации с ЕС, например, нам обещают безвизовый режим с ЕС, и скоро начнет действовать договор о свободной торговле с ЕС. Этот договор почему-то не все правильно понимают: мол, у нас есть много продуктов, которые мы производим, и нам негде их продавать. На самом деле смысл в другом: мы сможем предлагать инвесторам со всего мира приезжать в Грузию, производить продукцию, делать бизнес, у нас низкие налоги, нет коррупции и хорошее регулирование, и, кроме того, у нас действует режим свободной торговли с ЕС. Это очень выгодно для инвесторов, так как их расходы будут очень низкими, и им не придется соблюдать разные бюрократические процедуры и платить высокие налоги, чтобы выйти на огромный европейский рынок.
Конечно, сам по себе этот договор не означает, что завтра наша продукция рекой потечет в Европу, но это означает, что появится еще один хороший аргумент для привлечения инвесторов.
Сейчас у нас действует соглашение об ассоциации, а после разных имплементаций начнет действовать сам договор о свободной торговле. Я надеюсь, что уже скоро будет прогресс и по свободному визовому режиму.
Мне кажется, в обществе есть некоторая обида на то, что Европа до сих пор не открыла границы для Грузии.
Я бы сказал, что нам еще нужно много работать над коммуникацией и надо объяснять населению, в чем суть наших ассоциированных отношений с ЕС. Не должно быть неправильных ожиданий, что мы сейчас что-то подпишем и станем Норвегией — такого не может быть. Но это процесс, который мы должны обязательно пройти и который обязательно принесет свои результаты. И я уверен, что благодаря этому Грузия станет красивой, цветущей, европейской страной.
А экономический курс властей важен на этом пути в Европу? Этот курс должен быть либеральным или может быть социально-ориентированным, левым?
Мы, конечно, берем на себя обязательства внедрять разные регуляции для того, чтобы наше законодательство синхронизировалось с европейским. Тут важно не копировать вслепую европейское законодательство, потому что простая копия будет плохим решением. Главное, что этот договор, над которым мы много работали, не обязывает нас копировать европейские модели. Мы все понимаем, что теперь будет больше бюрократии. Но цель страны и правительства в том, чтобы внедрять регуляции в нашу экономику постепенно. Если мы завалим европейскими регуляциями нашу маленькую экономику, то это, конечно, будет плохим решением. Это должен быть постепенный процесс, который будет длиться долгие годы. К тому же, в ЕС есть разные страны, с разной экономической моделью. Мне лично нравится Эстония, Ирландия, это модели, которые реально работают, и мы должны их заимствовать.
Конечно, экономическая политика — важная составляющая часть курса страны. Что касается большего спроса на социальные расходы правительства, то в бедной стране всегда популярны социальные проекты. К сожалению, они обходятся дорого, они неэффективны, но если мы соблюдаем фискальную и монетарную дисциплину, если у нас небольшой дефицит бюджета, то мы выживем. Главное, что мы не собираемся поднимать налоги и вводить разные новые регуляции.
«Правильно ли тратят деньги в Грузии — это вопрос к правительству»
Сейчас в Грузии правительство дотирует сельское хозяйство. Выросли расходы на здравоохранение, социальные проекты. Некоторые экономисты связывают падение уровня жизни и с этой социально-ориентированной политикой властей. Правильно ли я понимаю, что такая политика не является сегодня гибельной для Грузии?
Мне это может нравиться или не нравиться как экономисту, но для меня как для главы ЦБ самый главный вопрос — какие деньги мы тратим? Это деньги, которые мы собираем с налогоплательщиков, или это деньги, которые мы берем в долг? Я хочу сказать, что для ЦБ главное, чтобы у нас было позитивное операционное сальдо бюджета. А какие будут у бюджета приоритеты, это пусть решает правительство. Если приоритеты будут неправильные, то это будет видно на выборах. Проблема начинается тогда, когда у тебя нет денег на какие-то выплаты, и страна берет деньги в долг, чтобы решать кратковременные задачи. Пока такого не происходит, и это главное. До тех пор, пока у нас дефицит бюджета по сравнению с ВВП ниже 3% и пока у нас положительное операционное сальдо, наша макроэкономическая стабильность не под вопросом. А что касается определения приоритетов самого бюджета, то это уже вопросы к правящей партии и все это будет видно на выборах, а они уже скоро.
А вообще вам как кажется, бюджет Грузии может себе позволить быть социально ориентированным?
У меня есть мнение как у экономиста, но я сейчас не могу ответить вам только как экономист, потому что я возглавляю Центробанк Грузии.
Допустим, вас избрали и ваш ежемесячный доход 1000 лари и в ближайшие четыре года вы должны решать, как тратить эти деньги. Как вы их потратите — пойдете в казино, в театр, отдадите нищим или потратите на образование — это ваше право. Лично я бы использовал больше средств на образование, но вы решаете этот вопрос сами, потому что вас избрали решать эти вопросы. Но если вы пойдете в банк, возьмете дополнительный кредит и будете его тратить, то это другой вопрос, потому что этот кредит надо отдавать не только вам, но и тем, кто будет после вас. Так что, правильно ли тратят деньги в Грузии — это вопрос к правительству. Я могу только констатировать, что пока они не пошли в банк. А раз в банк не пошли, то с точки зрения макроэкономической стабильности проблем нет. А остальное — это вопрос идеологии. Кто-то думает, что важно, чтобы бюджет был социально ориентирован, другие считают, что это напрасная трата денег.
Есть мнение, что Грузия пострадала от кризиса в России, потому что в последние годы, когда открылся российский рынок, грузинская экономика стала снова сильно от него зависеть. Вы согласны с этим?
В 2006 году Россия ввела полное эмбарго на грузинские товары, на Россию тогда приходилась доля больше чем в 40% грузинского экспорта, она была нашим самым большим торговым партнером — и все это испарилось за день. Тогда нам пришлось трудно, но в результате этого была полная диверсификация, энергонезависимость, и в итоге мы только выиграли. Да, в 2008 году, после российско-грузинской войны, произошел всемирный финансовый кризис, и мы пострадали, потому что инвестиции в развивающиеся страны пошли вниз.
Сейчас наша зависимость от России все еще небольшая. Но российский кризис важен, потому что он затрагивает другие страны — Казахстан, Армению, Азербайджан, которые являются нашими торговыми партнерам. Допустим, мировые цены на нефть пошли вниз, в России кризис, и это переходит на главных торговых партнеров России, а через них уже действует на нас.
Вот возьмем мировые цены на нефть. Мы нефть импортируем. На первый взгляд, если цены снижаются, для нас это хорошо. Но из-за того, что наши главные инвесторы в этом регионе — это нефтедобывающие страны (Азербайджан, Казахстан, Арабские Эмираты), то их кризис влияет и на нас. Если у них проблема, то и у нас тоже проблема. Мировая экономика стала очень интегрирована и консолидирована, а региональная — тем более. То есть говорить, что где-то кризис и он на тебя не будет влиять, несерьезно.
Вы хотите сказать, что снижение покупательской способности в России и снижение экспорта грузинского вина на Грузии не сильно отразилось?
Вообще доля виноделия в грузинской экономике в тысячу раз меньше, чем принято считать. К счастью, мы давно не стоим на том уровне, когда урожай винограда определяет экономику. Это является социальной проблемой в том регионе Грузии, где занимаются виноделием, но это не сильно влияет на общие показатели страны.
То есть в принципе, конечно, это влияет, но если бы произошло только это (падение доходов от экспорта вина в Россию) и больше ничего, то никто бы этого не заметил в глобальных цифрах, кроме тех семей, кто занимается виноделием.