«Позиция России определяется не персоналиями, а нашим отношением к закону и порядку»

Константин Косачев о кризисе в ООН и Совете безопасности: «Давайте не будем преувеличивать значение пятерки постоянных членов Совета безопасности. Они не решают за все человечество, что делать. Право вето позволяет этим странам заблокировать некоторые решения, определить, что не делать в условиях, когда нет консенсуса, то есть пропускаются только те решения, которые пропускают консенсус как минимум пятерки постоянных членов. Это нормальная история, но это не является миссией по тому, чтобы определять судьбы человечества. Разница в ощущении того, что происходит в мире, что мир по-прежнему делится на победителей и побежденных, и мешает, на мой взгляд, Организации Объединенных Наций состояться как дееспособной и универсальной структуре. Но сложившийся миропорядок не увел нас в ситуацию Третьей мировой войны, и это безусловная заслуга Организации Объединенных Наций».

О соблюдении Россией международного права: «Мы, Россия, никогда не выходили за то, что нам отпущено международным правом и, соответственно, Организацией Объединенных Наций. Наши действия сохранялись в пределах этого международного права, включая нынешнюю ситуацию в Сирии. Мы принципиально действуем в рамках международного права. Мы не подставляем подножек Организации Объединенных Наций, мы не рушим сложившийся миропорядок».

О действиях России и других стран в Сирии: «Я не думаю, что у нас есть там какие-то противники, кроме "Исламского государства" (террористическая организация; запрещена в России. — "Ъ FM"). Но есть страны, которые, конечно, могли бы свой собственный потенциал реализовать гораздо более эффективно».

О российской военной операции в Сирии: «Конечной точкой этого будет окончание военной операции, проводимой вооруженными силами Сирийской Арабской Республики. Мы эту операцию поддерживаем. Эта операция сирийских вооруженных сил теоретически может закончиться либо победой, либо поражением. У меня нет никаких сомнений, что если однажды сирийцы скажут нам: "Спасибо, мы в вашей помощи больше не нуждаемся", 100% эта помощь остановится. Сомнений в этом никаких нет. До тех пока они у нас будут запрашивать, мы, наверное, будем ее предоставлять. До тех пор, подчеркну, когда речь будет идти об операциях, направленных против террористических структур, не против оппозиции. У нас достаточно средств и методов, чтобы определять, где и кто что делает».

Об отказе США принять делегацию во главе с Дмитрием Медведевым и обсуждать с ним ситуацию в Сирии: «Это и глупость, и хамство. От диалога, тем более по таким серьезным вопросам, отказываться в принципе недопустимо. Можно высказывать сомнения в его результативности, в его осмысленности. Но когда мы говорим, что есть общая угроза всему человечеству и предлагаем на эту тему сесть и поговорить, а нам говорят, что не сядут, потому что с этим не согласны. Это демонстрация слабости».

Константин Косачев о влиянии США на внутриполитическую ситуацию в Сирии: «Безусловно, должны быть внутренние предпосылки, безусловно, Сирия не лучшее государство в мире, и существующий там режим, конечно, не идеален, в этом нет никакого сомнения. Но внешние факторы имеют огромное значение. Американцы в этот внешний фактор вкладывают огромные деньги, и надо сказать, вкладывают достаточно эффективно, и это потом им возвращается. Они научились эти деньги конвертировать в реальную прибыль».

О сбитом беспилотнике в Турции, самолетах без международного мандата в Сирии и международном праве: «Мандат может быть только один — разрешение существующих в этой стране властей, либо мы перестаем говорить о границах, государственности, суверенитете. Это все прекращается в тот момент, когда мы говорим, что, нет, государства делятся на те, которые имеют право защищать свое воздушное пространство и сбивать беспилотники, и на государства, которые не имеют такого права, потому что мы так решили. В этот момент международное право прекращает свое существование. Это та линия, которую пытаются без всякой теории заговора реализовывать те же самые американцы во многих частях света, и это та линия, которой мы постоянно пытаемся противодействовать. Не потому, что мы обеспокоены конкретной ситуацией в данном участке воздушного пространства конкретной страны, а потому что мы понимаем все последствия. Тихой сапой нам все время предлагают чуть-чуть размыть международное право: если нельзя, но очень хочется, то можно, цель оправдывает средства. Это то, что нам постоянно предлагают, то, с чем мы совершенно не согласны, потому что в этом случае рано или поздно эти беспилотники появятся в российском воздушном пространстве».

О позиции России в вопросе применения силы в ситуациях, когда правительство творит беззаконие на территории своей страны: «Россия согласна с тем, что такое правительство теряет легитимность, но только при условии, что решение принимает Совет безопасности ООН. Это единственная организация, которая на это уполномочена. Если Организация Объединенных Наций принимает решение о применении силы в отношении какого-то государства, которое, например, радикальным образом осуществляет геноцид собственного народа, это остается в пределах международного права. Если кто-то говорит, что я так решил, я считаю, что это государство себя вывело за пределы международного права, поэтому я свободен в своих действиях — этого быть не может».

Об ООН и Совете безопасности: «Альтернативой является только право сильного. Те государства, которые сильнее, они и будут всегда определять международную политику. Это еще хуже. И ООН, и Совет безопасности — конечно, несовершенные структуры, конечно, их нужно реформировать. Об этом и Россия все время говорит. Это не сенсация. Но ничего лучше нет. Все остальное хуже. Скажем, НАТО постепенно вышло за пределы своей географии и своей зоны ответственности. Это гораздо хуже, чем Совет безопасности ООН».

О возможной реформе ООН: «Воспроизведу официальную российскую позицию, с которой я согласен. Она заключается в том, что мы готовы согласиться практически с любым вариантом реформы ООН при условии, что он наберет реальное большинство, причем под этим большинством мы понимаем в идеале число стран, превышающее минимум в две трети. Их должно быть еще больше. От всех членов ООН. Переговоры на этот счет идут. Я думаю, что они будут идти еще довольно долго. Сейчас есть определенная деградация Организации Объединенных Наций. Это единственный универсальный механизм для очень многих вопросов, но я не могу сказать, что он находится на взлете. Он находится в серьезной проблемной полосе, и его нужно реформировать, но только после тяжелых, изнурительных, длительных разговоров друг с другом и консенсусного выхода на то, что тот вариант, который в конечном итоге появится, является неизбежным компромиссом всех, чтобы выйти из нынешней ситуации в более благополучную и эффективную».

Константин Косачев о цели спецоперации в Сирии: «Это основное заблуждение, которое сейчас существует в мире или которое навязывается в адрес России искусственным образом, когда описываются наши действия, — что мы якобы поддерживаем в Сирии конкретного человека — находящегося сейчас у власти президента Башара Асада. Я искренне с этим не готов согласиться, потому что знаю, что позиция России определяется не персоналиями в этой стране, а нашим отношением к тому, что является законом и порядком с одной стороны и беззаконием и антитезой порядку, то есть терроризмом с другой. Когда мы действуем так, как мы действуем, мы, конечно же, поддерживаем власть в Сирии, но не режим определенный, тем более персонифицированный тем или иным политиком, а власть в понимании того, что это институт, который призван обеспечивать на определенной территории в рамках национальных границ закон и порядок».

Об отношении Москвы к умеренной оппозиции и к запрещенному в России «Исламскому государству»: «Возникают два сюжета, которые связаны с Сирией: это внутреннее противостояние между Асадом и оппозицией в этой стране, и к этой линии конфликта Россия, я уверен, принципиально не намерена иметь какого-либо отношения, мы просто не занимаем здесь никакой позиции, кроме одной, и она всем широко известна, — мы должны конфликтующие стороны вновь свести друг с другом и дать им возможность чего-то решить вместе. А вторая линия противостояния — это противостояние между властью в данном случае президента Асада и террором, который обосновался на территории Сирии. И вот здесь, конечно же, мы в этот конфликт вовлечены. Это не наша война, безусловно: войну ведет президент Асад и его армия против террористических организаций в Сирии, а мы помогаем власти закон вновь установить на территории Сирии».

О схеме реализации цветных революций: «Ведь как действуют американцы? Схема, когда им нужно сменить какую-то власть в конкретной стране с нелояльной на лояльную, достаточно понятна, прозрачна и примитивна. На первом этапе в этой стране населению начинают говорить, что они живут хуже, чем их же соседи в других странах. Им постоянно внедряют через НПО, через СМИ мысль о том, что они живут плохо. Это первый этап. Второй этап: им начинают говорить, что вы живете плохо, потому что власть у вас плохая. Третий этап: эту власть надо поменять, естественно. И четвертый, самый важный этап: им говорят, что поменять ее демократическим путем невозможно, она должна уйти, вы ее должны свалить, с ней не нужно договариваться. И тогда люди выходят на улицу, и происходят либо бескровные цветные революции, либо очень "кровные". Это то, что может происходить в любой стране или может не происходить. Стран, в которых существуют режимы гораздо более жесткие, и которые совершают по отношению к своему населению гораздо более серьезные правонарушения, в мире более чем достаточно. Но почему-то в этих странах никогда ничего не происходит, потому что в них этой схемы поэтапной не реализуется».