В Дамаске рассчитывают, что российская авиация поможет разрешению конфликта. Об этом заявил политический советник министра информации Сирии Али аль Ахмади. По его словам, ранее сирийское правительство обратилось за помощью к Москве и теперь приветствует решение на эту просьбу откликнуться. Сегодня Совет федерации разрешил президенту использовать российские вооруженные силы за рубежном. В частности, как пояснили в администрации главы государства, речь идет о воздушной операции на территории Сирии.
Обозреватель отдела внешней политики Издательского дома «Коммерсантъ» Максим Юсин ответил на вопросы ведущей Оксаны Барыкиной.
Фото: Abdalrhman Ismail, Reuters
— Как вы считаете, вот сегодня разрешили, а когда может начаться эта операция?
— Военно-воздушная — в любой момент. Я думаю, может быть, и сегодня до конца дня первые удары по позициями именно «Исламского государства» будут нанесены.
— Мы об этом узнаем?
— Узнаем, конечно. Все это уже перестало делаться в тайне, делается официально через разрешение Совета федерации. То есть, я думаю, что до конца недели военно-воздушные удары точно состоятся. А дальше уже большой вопрос, будут ли в той или иной степени задействованы сухопутные силы. Потому что в последние дни мы общались с нашими и зарубежными военными экспертами, и вырисовываются два возможных сценария нашего участия.
Один — это чисто оборонительный, второй — оборонительный с элементами наступательного. Оборонительный — здесь все более или менее ясно. Потому что достаточно посмотреть, где концентрируются наши новые военные объекты в Сирии, чтобы понять, что Россия будет помогать Асаду сохранить контроль над побережьем Средиземного моря, где находится два важных порта Латакия и Тартус, в Тартусе наш военный объект к тому же расположен. И самое главное для Асада, что именно в окрестностях Латакии, в прилегающих горных районах, живет компактно алавитское меньшинство, единоверцы президента Асада. Именно они составляют основу нынешней власти, основу нынешних вооруженных сил, именно на них Асад опирается.
А в последнее время приходили тревожные сообщения, что то здесь, то там оппозиционные отряды теснили алавитов, проникали на их территорию, возникала угроза именно оплоту асадовского режима. И Россия расположила свои объекты именно в этом районе, цементирует главный плацдарм Асада и освобождает его силы для использования на других уязвимых участках фронта. И здесь очевидно все-таки существует некое международное разделение труда среди союзников Асада. То есть, мы обеспечиваем побережье — Латакию, Тартус и алавитские районы, иранцы обеспечивают боеспособность защитников Дамаска, а ливанская, шиитская группировка «Хезболла», тоже фактически ориентирующаяся на Тегеран, обеспечивает ливанско-сирийскую границу и связь между вот этими двумя районами — между Дамаском и между побережьем.
— Скажите, все-таки общая антитеррористическая коалиция получится или нет?
— Возможно, нет. Ну, будут две коалиции существовать. Главное, чтобы они не друг с другом боролись, а так или иначе взаимодействовали. Чтобы общая цель оставалась и у нас, и у американцев, чтобы ни мы, ни американцы не отошли от этой цели — борьба с «Исламским государством».
— Как американцы будут реагировать? Вот уже прозвучали заявления, что свою авиацию они не уберут, что дальше будет?
— А здесь самое главное, против кого мы будем использовать свою авиацию, свои вооруженные силы. Если мы будем использовать исключительно против «Исламского государства», то это будет нормально.
— Ну, так заявляем, так и позиционируем.
— Да, но мы не всегда делаем то, что заявляем. Если будем придерживаться своих заявлений, то да, все нормально и дополнительным раздражителем в отношениях не будет. Если направим свои силы против более умеренной оппозиции, ее правда там почти нет, она существует в основном в головах американцев, но тех, кого американцы считают более умеренной оппозицией, с кем они намерены устанавливать некие контакты, это может быть ими воспринято болезненно. Тогда они сделают вывод, что истинная цель вмешательства Москвы в сирийский конфликт — это не борьба с «Исламским государством» и другими экстремистами, а поддержка и удержание на плаву режима Асада, что, в общем, так и есть, потому что у нашего вмешательства там двойная цель.
Конечно, Асада тоже бросать на произвол судьбы никто не собирается в Москве именно по той причине, что в Москве, в отличие от Запада, отдают себе отчет, что если сейчас вдруг представить себе уничтожение режима Асада, то этот вакуум заполнят вовсе не эти несуществующие умеренные оппозиционеры, а самые что ни на есть радикальные силы.
— Получилось так, что на Генассамблее все-таки США и Россия о чем-то договорились, и поэтому последовало то, что мы сегодня наблюдаем?
— Ну, договорились о взаимодействии, о том, чтобы держать друг друга в курсе своих планов, то есть Путин раскрыл карты перед Обамой, после этого было решено создать горячую линию между нашими военными ведомствами для того, чтобы просто от огня российской авиации не пострадали американские самолеты и наоборот. Нужно взаимодействие именно на таком техническом уровне.
— Как вы считаете, перелом теперь наступит, после того, как мы объявили о своем участии?
— Нет, перелом пока не наступит, конечно, потому что западная коалиция уже сколько месяцев осуществляет бомбардировки, и никакого перелома нет. Но здесь главное – добиться некой стабилизации, потому что для Асада ситуация складывалась плачевно. Почему стали шевелиться Тегеран, Москва, потому что было понятно, что, если ничего не делать, в течение нескольких месяцев режима просто не будет. Он отступал на всех фронтах. В общем, самым знаменательным и замеченным во всем мире эпизодом этого отступления была потеря Пальмиры.
И здесь вот как раз, когда я начал с того, что есть еще и такой сценарий наступательный, это как раз с западными коллегами мы тут обсуждали вопрос, они сказали, что, конечно, если бы россияне провели какую-нибудь показательную операцию, например, освободили Пальмиру, вот это был бы такой имиджевый удар, прорыв, мы бы, в общем, сразу бы покончили с изоляцией и сделали что-то вот такое полезное. Но теоретически, общались это мы с военными экспертами, они говорят, что нашим спецподразделениям по силам во взаимодействии с сирийской армией Пальмиру освободить. Но что потом с ней делать? Ее удержать очень сложно, к тому же еще, отступая, исламисты вполне могут успеть взорвать это.
Но тем не менее, то есть Пальмира или не Пальмира, но какая-то знаменательная военная победа, она была бы полезной в целом и для нашего имиджа, и для сирийского режима, и вот уже после этого с позиции силы мы бы могли, например, уговорить того же Асада сделать какие-то движения в сторону мирного урегулирования, например, даже пообещать, что по истечении мирного процесса он уйдет, оставит власть, если он настолько раздражающий элемент для многих, но при этом другие представители его режима останутся, вот те самые алавиты, о которых мы столько говорили и которые в какой-то степени являются гарантами того, что Дамаск будет ориентироваться на Москву, на Тегеран, то есть алавитов мы не бросим. Можно дать возможность Асаду достойно уйти, и будет жить где-нибудь в Сочи, в Крыму или в Тегеране. Но это уже мы заглядываем вперед, но тем не менее давайте некий оптимистический сценарий тоже прочертим.