Фестиваль танец
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ / купить фото
На Новой сцене Большого театра показали второй спектакль фестиваля DanceInversion, проходящего при поддержке правительства Москвы и посольства Франции. Компания Каролин Карлсон представила новую работу своего лидера. Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Каролин Карлсон, американка финского происхождения,— знаковая фигура для французского современного танца. Еще в середине 1970-х дальновидный директор Парижской оперы Рольф Либерман убедил ее создать "группу театральных исследований" при Opera. За шесть лет Каролин Карлсон сочинила в подвале театра 25 авангардных танцпьес, обучив "думать телом" целую толпу неофитов и раскачав "новую волну" французской хореографии. Прирожденный педагог, хореограф и неповторимая исполнительница своих композиций, собственную труппу она создала только в прошлом году, когда ей перевалило за 70.
Покинув Национальный хореографический центр Рубе Нор--Па-де-Кале, который Каролин Карлсон возглавляла много лет, и перейдя с любимыми учениками под крыло парижского театра Шайо, в 2014 году она поставила "Сейчас". Этот первый продукт независимой компании не ознаменовал новую эру творчества Каролин Карлсон: он сделан по испытанным лекалам "визуальной поэзии", как хореограф предпочитает называть свои спектакли.
Все они отличаются дивным дизайном: сценическая картинка складывается из видео-, фотопроекций, жестких (обычно "мебельных") декораций и волшебно выстроенного света. Многие работы (как и "Сейчас") поставлены на приятнейшую музыку Рене Обри, которую можно назвать таперской без всякого уничижительного оттенка (в конце концов, и юный Шостакович сопровождал киносеансы своими импровизациями): просто эта музыка действительно сопровождает действие, соответствуя ему темпо-ритмически, вскипая в кульминациях и нежно растворяясь в особо поэтических моментах. Поэтических в прямом смысле: часто (как и в "Сейчас") в спектаклях Карлсон звучит текст, причем поэзией обычно становится и проза — метафорическая, ритмически организованная, поданная с взволнованной эмоциональностью, поскольку страстное отношение к теме сочинения — одно из главных свойств творчества Каролин Карлсон.
На "Сейчас" ее вдохновила книга Гастона Башляра "Поэтика пространства" — лирическое исследование дома как феномена, формирующего мысли, воспоминания и чувства. Про дом — все монологи и реплики персонажей, произнесенные на разных языках и продублированные русскими титрами. Разнообразные виды домов — уютная, почти русская дача, изъеденная сыростью полуразрушенная каменная стена, необитаемая хибара с ржавыми кранами — составляют видео- и фотооформление спектакля. Стол, стулья, дверь, лавка, голые деревья — его предметный ряд.
Три женщины и четверо мужчин проживают на сцене довольно печальные, но возбужденные жизни в чаянии любви и взаимопонимания. Сидение за столом, выглядывание из-за двери, полив сухих стволов — стоп-кадры мизансцен, иллюстрирующие текст Башляра,— сменяются хореографическими фрагментами, пружиной которых становится контраст между произнесенным словом и явленным действием. Скажем, под реплику "все улыбаются, улыбаются, улыбаются" актеры, сбившиеся в группу наподобие роденовских "Граждан Кале", мрачно вглядываются в зал; а монолог про то, как он строил свой счастливый дом, герой произносит с горестной яростью и сопровождает рвано-отчаянным танцем. Патетика доходит до градуса публицистики, когда в спектакль внедряются проблемы экологии: предложения купить старые доски или воду звучат с таким гражданским пафосом и сопровождаются столь истошными телодвижениями, будто речь идет о вырубке лесов или загрязнении водоемов.
Свою "визуальную поэзию" Каролин Карлсон создает методом коллективной импровизации, побуждая танцовщиков сочинять на заданную тему, а уж затем отсекая все лишнее. Возможно, в "Сейчас" она отсекла не все, так что бушующие на сцене гражданственные бури — на совести актеров-импровизаторов. Равно как и нехитрые коллективные танцевальные фрагменты, состоящие из шагов-скольжений, всевозможных port de bras, поворотов, выбросов ног и отчаянных запрыгиваний женщин на руки мужчин в позе "бревнышка" или "зародыша",— подобные штудии считались актуальными еще в пору работы Каролин Карлсон в Парижской опере.
Говоря по совести, Каролин Карлсон не очень сильна в работе с массами, даже если в ее кордебалете всего семь человек: она предпочитает линейные или диагональные композиции, синхронное исполнение движений и не требует от артистов ровности танца. А потому одна и та же комбинация может показаться и интеллектуально-изощренной, если ее исполняет талантливое тело, и грубо-физкультурной, если тело недостаточно воспитанно. Самое интересное в этом спектакле — монологи отчаяния и надежды: все три женские и два мужских (как опытный педагог Каролин Карлсон дает выговориться только лучшим ученикам). В своих соло отличники используют фирменный почерк хореографа: беспокойно-плещущую игру кистей рук и запястий; нервные изгибы-сломы корпуса, прихотливо меняющие ритм и амплитуду; искусство бесстрашных падений на подрубленные колени и беспокойных стремительных пробежек на высоких полупальцах. В этих монологах и вырисовывается любимый всеми портрет интеллектуалки Карлсон в поэтике ее собственного пространства — с различными комплексами, страхами, высотами духа и глубинами тоски. Ну а сухие деревья и висящих на вешалках женщин с закрытыми волосами лицами мы уже видели — лет 15 назад в спектакле Татьяны Багановой "Кленовый сад".