Максим Кваша о былых успехах: «Мы, наверное, неправильно называем себя великой космической державой. Мы ей уже не являемся, по моим представлениям. И чем быстрее мы это признаем и станем просто космической державой, чем быстрее спадет флер величия, тем будет лучше, в том числе и для космических программ. Я поясню, почему: на самом деле, я подозреваю, что эта эйфория, которая с первым спутником, и Гагариным, и дальнейшими успехами охватила страну, была в значительной степени заблуждением. Все очень просто: для того, чтобы сделать что-то технологически сложное, тебе нужно, чтобы смежные отрасли имели соответствующий этим достижениям технологический уклад. У нас космическая индустрия — очень передовой хайтек — развилась на фоне крайне отсталого технологического уклада в других отраслях. Чем дальше, тем поддерживать это становится все дороже, затратнее, труднее и опаснее».
Иван Моисеев о месте России в космосе: «Нужно правильно нас называть, наше место на космическом рынке, в сфере космических исследований — около 1%. Но это, в общем-то, не так уж и страшно, если понимать, что в каких-то сферах космического рынка мы имеем хорошие позиции. Это в основном сфера доставки грузов на орбиту, грузов и людей. Это небольшой сегмент космического рынка, тем не менее, где-то треть на нем у нас. Остальное — в перспективе. За рынок надо бороться».
Иван Сафронов о сохранении космических ценностей: «У нас есть одна жидкостная ракета — это "Протон", которая действительно используется и которая года до 2025 в каком-то виде еще просуществует, понятно, гептил ядовитый, ущерб природе при каждой аварии наносится, и так далее. По поводу твердого топлива, если брать пример «Булавы», ладно, первая ласточка была такая, у нас полетели две «Ангары». Понятно, что она должна была стартовать гораздо раньше, лет на десять, но не получалось сделать раньше. И по поводу того, что если услуга стоит 17 млрд., ее никто не берет. Американцы берут наши двигатели, потому что они простые и надежные. Понятно, что они были придуманы не нами, и, по большому счету, вся эта отрасль, которая есть, это отрасль не наша, это отрасль людей, которые работали там 30-50 и более лет назад. Это надо понимать. Не мы ее делали руками, ее делали ее другие. И вопрос в том, что когда «Роскосмос» просит денег, понятно, что просит много, по большому счету, это делается для того, чтобы не дать растерять то наследие, которое нам досталось. Это же объективные какие-то вещи, это надо понимать, если мы сейчас откажемся от всего, зачем нам космодром, зачем запускать спутники, опять же, какая-то романтика потеряется, мы потеряем все гораздо раньше, не надо будет через 20 лет делать выбор, нужен нам космос или нет. В этом вся проблема».