Массовая гибель лосося в садках компании «Русское море-аквакультура» не приведет к повышению цен на рыбу. Об этом «Коммерсантъ FM» заявил представитель компании «Русская аквакультура», которой принадлежит «Русское море-аквакультура», Илья Березнюк. Ранее стало известно, что на побережье Баренцева моря погибло более 700 тонн лосося. Причиной стало заболевание рыбы микобактериозом. Илья Березнюк ответил на вопросы ведущего радио новостей Петра Косенко.
— 700 тонн — насколько это большая цифра и серьезная потеря для компании?
— Эта болезнь, распространенная среди аквакультурного бизнеса не только в России, но по всему миру. Очаги болезни возникают, к сожалению, и в Норвегии, и на Фарерских островах, в ведущих странах, Чили, которые занимаются выращиванием товарной аквакультурной рыбы. Отход, на самом деле, в садках компании есть всегда. Вопрос только в его количестве. Была небольшая вспышка эпидемии в начале августа. До этого мы боролись с морской вшой, а с этим ничего нельзя поделать, поскольку рыба растет в отличие от других представителей сельского хозяйства — свинины, курятины, — все-таки в более дикой природе, условно. И там может какие-то болезни подцепить от проплывающего организма.
— Предвидеть это заболевание, каким-то образом предотвратить для вас нереально?
— Нет, на садках компании, на фермах работают ветеринары, приезжают, работают специалисты, которые постоянно следят за этим. Но это достаточно высокие биологические риски. Если смотреть на историю любой другой компании, это происходит регулярно у большинства европейских компаний. Вопрос в масштабах опять же. В свое время в Чили от другой рыбной болезни пострадали, которая не вредна для человеческого организма, но рыбу нужно утилизировать в любом случае по закону, если эта болезнь появляется. У них погибло все поголовье рыбы. Это было буквально шесть лет назад, 400 тыс. тонн рыбы. Это все объемы красной рыбы, которые выращивает страна Чили.
— Погибший лосось — это российские мальки или импортные?
— Это импортные мальки, норвежские. Это не секрет. Мы выращиваем семгу, атлантический лосось из мальков, которых закупаем в Норвегии.
— Как эти потери скажутся на дальнейших поставках?
— Смотрите, мы все равно развиваемся согласно инвестиционному плану. Опять же риски всегда в бизнес-модели заложены. Если мы условно декларировали, планировали в период с начала — конца осени до начала следующего года реализовать вместе с нашим активом в Карелии, где мы выращиваем форель радужную порядка 5 тыс. тонн, то это количество в виду отхода, который появился, сократится до, ориентировочно, 2-2,5 тыс. тонн. Примерно в половину. Но опять же здесь нужно учитывать, если вы говорите о ценообразовании и влиянии на рыночную стоимость красной рыбы на рынке, к сожалению, эти объемы, которые мы пока еще выращиваем, никакого влияния на ценообразование оказать не могут. У нас потребление еще до санкционного периода внутри страны красной охлажденной рыбы было порядка 200 тыс. тонн, мы завозили из той же Норвегии. Вы понимаете, объемы несопоставимы.
— Волноваться не стоит, да?
— Нет. Здесь абсолютно разные механизмы. Здесь конкретно убытки нашей компании. Мы все их закладываем в отчетность. К счастью, никакой катастрофы для рынка и компании нет. Это очень неприятно, действительно врасплох застала нас болезнь. Предугадать достаточно сложно, но готовыми надо быть. Но, тем не менее, это решаемо. И сейчас уже очаг эпидемии практически уничтожен.
— Так поподробнее, куда вы деваете погибшего лосося?
— Мы обязаны по законодательству, в том числе, утилизировать биологические отходы. Если мы говорим о северо-западе и о наших активах в Мурманской области, то у нас были заключены договора с несколькими подрядчиками, у которых есть печи в активах, и они имеют право, имеют лицензии на уничтожение биологических отходов. С ними у нас заключены договора, мы платили достаточно большие деньги за эту утилизацию. Это все сопровождалось ветеринарами, актами в приемке-передаче груза. Ну, то есть все согласно букве закона.
— А садки, в которых и погиб лосось на карантине? Или же они очищены, туда уже запущены новые мальки?
— В каких-то комплексах, допустим, вспышек того же микобактериоза вообще не было, не наблюдалось. А в других этот период времени, когда эпидемия появилась, он возник. Рыба в тех садках, в которых была эпидемия, уже утилизирована. Живая не больная рыба также находится под наблюдением, все с ней в порядке и хорошо.
— Где была обнаружена, где погибла рыба, — эти же садки находятся на территории моря?
— Нет, они находятся в губах, это фактически выход в открытое море. То есть от рек, если мы говорим о дикой рыбе и диком лососе. Они находятся территориально слишком далеко от того места, где ранее были какие-то очаги и вспышки у дикой рыбы. Плюс, когда нашли дикую рыбу, у нее нашли как раз сапролегниоз, который у нас не обнаружен. Рыбных болезней очень много, к сожалению.