Выставка фотография
Фото: Коммерсантъ / Кристина Кормилицына / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Кристина Кормилицына / купить фото
В Мультимедиа Арт Музее открылась выставка фотографа Эдварда Штайхена. Долгожитель (он прожил 94 года), военный фотограф, новатор в аэрофотосъемке, глянцевый стилист, кинодокументалист, Эдвард Штайхен на этот раз представлен гламурным сегментом жизни. О том, что приоткрыли золотые архивные чертоги ИД Conde Nast,— ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.
Эдвард Штайхен проработал для американских изданий Conde Nast (в подавляющем большинстве — для Vogue и Vanity Fair) всего-то 14 лет — с 1923-го, когда ему была предложена позиция главного фотографа обоих журналов, по 1937 год. В Conde Nast (который как дом образовался как раз в 1923-м — в виде Conde Nast Publications) к трудной гламурной работе привлекли опытного человека. Эдвард Штайхен, родившийся в Люксембурге, начинавший как несколько зловещий импрессионист и стойкий любитель Родена, прошел Первую мировую войну с камерой в голодных до искусства зубах. В Conde Nast, впрочем, тогда усмотрели иное: не только закаленный (как это и необходимо для работы в дьявольски конкурентном глянце) характер, художественное образование, человеческую и фотографическую выдержку, но и тот факт, что Штайхен жил и работал именно в Париже. А следовательно, он был хорошо знаком с модой и передовым декоративно-прикладным искусством. В 1911 году Эдвард Штайхен принимал участие в проекте Art et Decoration, которым заправлял флагманский французский модельер Поль Пуаре, наследник "первого кутюрье" Чарльза Уорта, уступивший позднее безжалостному творческому и коммерческому натиску Габриэль Шанель. В Conde Nast справедливо полагали, что именно фотохудожник с "парижской" родословной и французской художественной выправкой сможет привить героям американских обложек и фотосессий остро требуемый шик.
За 14 лет почерк Штайхена существенно не менялся. Фотограф то большими, то мелкими бросками свободно плыл по модному течению, купаясь в океанах новых сезонов и свежих фасонов, ныряя с камерой в пучины ключевых модных домов — Poiret, Lanvin, Chanel, Vionnet и Sciaparelli, а также в недра сверкающих бриллиантовых брендов — от Cartier и Mauboussin до Black, Starr and Frost, заводя попутно друзей и подруг. Это были классические fashion-кадры — актрисы (в том числе и ревю, и танцовщицы) и модели рождались из почти индустриального мифа кройки и шитья XX века. Фирменные для ар-деко и золотой эпохи Голливуда черно-белые лица и рельефные фигуры, обрамленные каскадом белых лис, в яванских балахонах и кубистических халатах, в золотой парче и серебристых шелках, на фоне Нью-Йорка (в том числе и в квартире самого Конде Монтроза Наста на Пятой авеню), в салонах и будуарах, на сцене и на яхтах, на пляже и в лесу, на пикнике и на скачках, в шляпах, косынках, чепцах, боа, накидках и тюрбанах, на бурных приемах в "Астор" или же в отеле "Плаза".
Штайнер беззастенчиво снимал без перерыва на сезон, причем на рубеже 1920-1930-х мастер даже перешел от завершенных стилистических кадров к откровенно рекламным, коммерческим, впрочем, показанным как некие экспериментальные композиции решениям. То он выделял только руки, то подчеркивал лишь ноги в фирменных резных сандалиях, положим, Schoecraft, то "облегал" снимком одну шляпу, юбку, корсаж. Несомненному успеху Штайхена — как в редакционных, так и в рекламных съемках — способствовал и тот факт, что мудрец всего мирового гламура Конде Монтроз Наст в 1924 году открыл при Conde Nast Publications инновационную типографию, которая позволила в конце концов напечатать настоящую цветную обложку Vogue (1932).
Если для Vogue Штайхен делал fashion-снимки, где требовалось показать персонажа в мире костюма, то для Vanity Fair фотограф снимал не моду, а героев — великих или же ступающих к величию людей обоих полов. В экспозиции немало культовых исторических портретов. Среди них — снимок 1925 года для апрельского выпуска Vanity Fair: княгиня Ирина Александровна Юсупова (в девичестве, до 1914-го,— Романова), племянница Николая II и жена князя Феликса Юсупова, в тот момент известного на Западе как "убийца Распутина". Крохотный, с черным бисером тюрбан, длинное черное платье из шелка, два белых жемчужных сотуара: да, эмигрировавшая княгиня во всем черном, но она не только тень погибшей России, она модная светская красавица сегодняшнего дня, она сияющая и загадочная русская дива-душа. На фотографии 1932 года можно увидеть Уинстона Черчилля — до странной боли худого, задумчивого, какого-то "желудочного" политика, без усмешки и сигары. В октябре 1929-го Vanity Fair напечатал не менее известный снимок: 24-летняя Грета Гарбо в черном облегающем свитере с руками, обнимающими "гладкую" голову. Это был год ее последнего фильма для немого кино — "Поцелуй", и великая актриса готовилась перейти в звук, не понимая, возможно ли это для нее. Есть и не менее известный снимок Аллы Назимовой для Vanity Fair (ноябрь 1931-го): кубистическая черная вакханка сморит на зрителя одним "лошадиным" глазом. Портретное наследие Эдварда Штайхена не менее ударно, чем его fashion-бюллетень: весь Голливуд 1930-х — от Чарли Чаплина (с тросточкой под коленями; Vanity Fair, 1934) и Лилиан Гиш (с хрестоматийными кудряшками; Vanity Fair, 1934) до Марлен Дитрих в гобеленовом кресле с черными кружевными перчатками (Vanity Fair, 1935) и Глории Свенсон в демонической черной вуали. Секрет успеха в обеих секциях прост: Штайхен чувствовал пленку, как ткань чувствует потомственный портной. Это и поле нещадной битвы, и вековая геометрия результата, и сиюминутная интимная, то есть тактильная связь с объектом.