В развитии нефтяной отрасли наметилась новая тенденция. От прямых поглощений нефтекомпании постепенно перейдут к работе над совместными проектами и оптимизации своей структуры при помощи обмена активов. Почему это произойдет, обозревателю Ъ ПЕТРУ САПОЖНИКОВУ рассказал президент Тюменской нефтяной компании (ТНК) СЕМЕН КУКЕС.
— ТНК ведет, пожалуй, наиболее активную политику по присоединению других нефтекомпаний. В минувшем году ей была приобретена ОНАКО, в этом — 85% акций СИДАНКО. Насколько оправдана эта стратегия?
— Если проанализировать историю развития нефтяного бизнеса и роста нефтяных компаний, как правило, он достигается именно покупкой активов. Зачастую это более дешевый способ, чем поиск, разведка и освоение новых площадей. Были, конечно, исключения. К примеру, Пол Гетти некогда открыл огромные запасы нефти на Ближнем Востоке. Но и он в дальнейшем продал свой ближневосточный добывающий бизнес компании Occidental Petroleum. Это старая история. Но и сейчас рост нефтекомпаний, как правило, связан с major reqvisition — слиянием, покупкой чужих активов. Возьмите ВР — сколько компаний она поглотила за последние годы?Весь нефтяной мир живет по нескольким базовым принципам — уменьшить себестоимость, выйти на новые рынки и поглотить других участников. ТНК живет именно по этим правилам. Наверное, один из самых сильных элементов нашей стратегии — покупка активов: ничего нового мы не открыли. Конечно, "ЛУКойлу" и ЮКОСу было проще — с самого начала они получили месторождения, которые были в значительно более лучшем состоянии. Но и они прибавляют к своей собственности новые активы. От этого выигрывают все — сами компании, их акционеры, Россия, наконец. Большие куски привлекательнее выглядят для инвесторов. Крупной компании с высоким рейтингом всегда легче получить большие суммы длинных денег — со сроком отдачи в восемь--десять лет.
— Какой должен быть объем добычи, чтобы из разряда поглощаемых нефтекомпаний перейти в разряд поглощающих?
— Я, как менеджер нефтекомпании, считаю, что в России могут существовать вертикально интегрированные компании, которые добывают 40 млн тонн в год и более. Я говорю только о компаниях, которые включают в себя весь цикл — добычу, переработку, сбыт и, возможно, нефтехимию. Просто добывающая компания может быть эффективной и на одной скважине. В мире есть масса вполне жизнеспособных компаний, в которых нет части полного нефтегазового цикла. Например, возьмите ту же Occidental — у нее нет переработки и бензоколонок, зато есть нефтехимия и добыча. У Enron — чистая добыча: газ и энергетика.
У вертикальных компаний есть дополнительные географические риски. Им необходимо иметь возможность перебрасывать нефть с одного НПЗ на другой, отдавать нефтепродукты в разные сбытовые подразделениям. Поэтому компаниям, добывающим менее 40 млн тонн, будет трудно долго оставаться независимыми. Я думаю, процесс сливаний-поглощений будет продолжаться. Может быть, не так агрессивно, как раньше, но нефтяные активы будут продолжать концентрироваться.
— Многих аналитиков удивило приобретение Тюменской нефтяной компанией ОНАКО — структуры, расположенной в Оренбургской области. Ее месторождения находятся слишком далеко от основных добывающих площадей ТНК в Ханты-Мансийском АО. Раньше вы говорили, что присоединение соседних месторождений выгодно потому, что позволяет уменьшить расходы на добычу. Тогда зачем вам ОНАКО?
— Для тех же самых целей — избежания географических рисков. До покупки все месторождения ТНК были практически в одном регионе — в Западной Сибири. Новые площади находятся в Оренбургской области — с одной стороны, это ближе к центральной части России, с другой — они граничат с Казахстаном. Новый тип месторождения позволяет использовать новые технологии, знания, мы получаем доступ на новые рынки. И если посмотрите, любая серьезная нефтекомпания имеет месторождения в разных регионах.
— Есть ли другие способы оптимизации работы отрасли, кроме поглощений и слияний?
— В следующие два года нефтяные компании начнут работать совместно, деля финансовые и географические риски на новых проектах. Инвестиции в такие предприятия будет проще получить. Представьте себе инвестора. Вот он смотрит на российские нефтекомпании и думает: а почему я им должен доверять, если они друг с другом работать не научились? Там один нефтяной конфликт, тут другой. В результате очень мало больших проектов, особенно в разработке новых месторождений. Да и в других проектах неразбериха. Возьмите Литву — там то "ЛУКойл", то ЮКОС, то ТНК. А что было бы плохого, если бы там совместно работали все три компании?
Жизнь заставит российских нефтяников работать вместе. Это будет положительно воспринято западными банками, под совместные проекты будет легче подтянуть инвестиции. И вообще, это самый цивилизованный способ работы. Во всем мире он используется — я знаю очень мало месторождений, на которых оператором и владельцем является одна-единственная нефтекомпания. Слишком велик риск.
— Это очень интересно, учитывая, что недавно "Сибнефть" и ЮКОС объявили о том, что они намерены совместно заниматься геологоразведкой Чукотского шельфа. Риски и финансово-организационные вливания в проект они поделят поровну. Это та совместная работа, о которой вы говорите?
— Не совсем. В реальности участников должно быть больше. Для таких неразведанных площадей нужно очень много денег — слишком много даже для этих двух компаний. Потом им придется привлекать и других участников рынка. Если они обнаружат нефть, часть запасов им придется продать другим компаниям. Однако их инициатива очень правильная. Пускай они вдвоем делают разведку, если они найдут большую нефть, они сами скажут: "Это слишком дорого, давайте подтянем кого-то еще для ее освоения". Можно российских, можно западных инвесторов. Но главное, что нефтяники начали работать вместе.
В одной индустрии не может одна компания процветать, а все другие быть загнанными в угол. Поэтому успех моих соперников в совместной деятельности по большому счету положительно отражается и на ТНК.
— Получается, что тот крупный передел нефтяной отрасли, который вы предсказали "Коммерсанту" более двух лет назад, подходит к концу. Еще какое-то время будет продолжаться укрупнение нефтяных компаний, интеграция активов, а затем все успокоится. Так ли это?
— Вы говорите о простом переделе, когда какая-то компания целиком покупает другую. Но самое интересное начнется потом — когда нефтяники начнут продавать кусочки своих активов, обмениваться ими для оптимизации своей работы и делать совместные проекты на уже имеющихся в их распоряжении мощностях. К примеру, недавно ТНК продала свое сбытовое подразделение "Тюменьнефтепродукт" компании "Сибнефть". Дело в том, что тюменский регион не представляет для нас интереса с точки зрения розничной торговли нефтепродуктами. ТНК построила завод в Нижневартовске, но высокооктановый бензин она там делать не может — надо строить вторичную переработку, что слишком дорого. Везти это горючее из Рязани — тоже недешево. А у "Сибнефти" неподалеку Омский НПЗ, один из самых современных в России. Получилось, что нам выгодно продать "Тюменьнефтепродукт", а им — его купить.
Другой пример. Зачем ТНК и ЮКОСу соперничать в центральной части России по нефтепереработке и сбыте горючего? У них три НПЗ, у нас мощнейший завод в Рязани. Мы могли бы сделать так, как некогда поступили Shell и Texaco в Америке — они создали совместную компанию по управлению перерабатывающими активами. Для рынка это точно лучше — гарантированное снабжение горючим потребителей, меньше скачки цен, для нас такое объединение увеличивает стабильность работы. Таких примеров в мире много. Долгие годы у Mobil и ВР была единая компания в области масел и заправочных станций. Бензин шел под маркой ВР, а масла — под маркой Mobil, они были более известными.
— Тогда я тоже могу предложить вариант совместной работы. Ваши месторождения в Оренбургской области и месторождения ЮКОСа по соседству в Самарской, почему бы их не передать под совместное операционное управление?
— Очень хорошая мысль. И к этому мы придем. Имеющиеся у компаний месторождения постепенно истощаются, ухудшается экономика добычи. А новые месторождения — Тимано-Печора, Сахалин и прочие — будут стоить безумных денег. Найти снова гигантское месторождение, где добыча будет относительно легкой, такое как Самотлор, не представляется возможным. На действующих площадях обводненность будет увеличиваться, инфраструктура стареть, энергозатраты расти. Естественно, будут расти и зарплаты нефтяников и затраты на сервис — понадобятся новые технологии.
Через год-полтора себестоимость добычи существенно вырастет. До конца этого года lifting coast (цена нефти в устье скважины.— Ъ) удержится на отметке $3,6 за баррель, а к концу следующего составит $4,2-4,3. При этом в прошлом году она в среднем равнялась $2,5. Рост себестоимости заставит нефтяные компании задуматься о совместной работе на соседних месторождениях.
— Какие еще перемены ждут отрасль в ближайшее время? ТНК упорно стремится к приобретению "Роспана" — газодобывающей компании. Насколько реально начало работы с природным газом и другими энергоносителями?
— Если брать крупных международных игроков, их стратегия предполагает наличие энергетического бизнеса, не связанного с нефтью. Это может быть даже солнечная энергия. К примеру, Amoco была второй компанией в мире по объемам выработки энергии от солнечных батарей. После ее слияния с ВР объединенная компания стала ведущей по этому показателю. Есть компании, которые всерьез развивают направления, связанные с использованием ветряных генераторов, геотермальных электростанций и т. д.
Добыча газа является важной составляющей любой интегрированной компании. И я надеюсь, что "Газпром" со временем превратится в транспортную компанию, аналогичную "Транснефти". А добычей газа будут заниматься независимые структуры, которые со временем войдут в состав крупных нефтяных компаний. Такие слияния необходимы — диверсификация добычи снижает риск. Цена на газ меняется иначе, чем на нефть, это позволяет просчитывать долгосрочную стратегию нефтегазовой компании. Резкий всплеск цены на газ позволяет реинвестировать деньги в другие проекты.
Если колебания цен на нефть с 1998 года на европейском рынке составили от $10 до $30 за баррель, то стоимость газа в этот же период колебалась в диапазоне $2-10 за тысячу кубометров. То, что нефтяные цены в Европе увеличивались втрое, а газовые в это время — впятеро, для нефтяников представляет большой интерес. Поэтому все наши крупные компании и занимаются газовыми проектами.
— Как вы думаете, насколько нынешняя схема налогообложения, климат, в котором работают нефтяные компании, оптимальны? Что необходимо сделать для того, чтобы у нефтяных компаний был наиболее благоприятный режим работы, а в обществе не бытовало мнение, что нефтяники мало платят?
— Налоговая система совершенствуется. В будущем произойдет уход от трансфертных цен, будет создан спотовый рынок (торговля нефтью по разовым контрактам.— Ъ). Я считаю, что начиная с середины следующего года экономику России ждет хороший рост. В условиях высоких мировых цен все нефтекомпании наращивают добычу. Но трубы на экспорт не будет хватать — нефтяники будут вынуждены увеличивать загрузку внутренних НПЗ. Соответственно, цена на горючее на внутреннем рынке будет оставаться стабильной.
Получится, что при высоких экспортных доходах — а я не вижу причин для падения мировых цен на нефть — цены на внутреннем рынке будут оставаться относительно низкими. Это приведет к оживлению сельского хозяйства, строительства, алюминиевой промышленности и т. д. Промышленности, где требуются высокие энергозатраты,— в России их доля в себестоимости выше, чем на Западе, поскольку используемые у нас технологии зачастую слишком устарели.