Выставка анимация
Фото: kunstraumdornbirn.at
В Австрии проходит персональная выставка Яна Шванкмайера, выдающегося кинорежиссера и — что может кого-то удивить — не менее интересного художника. В роли зачарованного зрителя в полутемном зале побывал АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
Выставка в художественном музее австрийского Дорнбирна посвящена разным сторонам творчества Яна Шванкмайера. 81-летний чех, известный художественными и мультипликационными фильмами, представлен как человек кино и как художник. Его графика и скульптуры мало знакомы широкой публике, хотя их уже не раз выставляли в Европе.
Музей Дорнбирна традиционно хорош в отборе кандидатов для персональных выставок, среди последних его проектов — экспозиции таких звезд современности, как Эрвин Вурм и Берлинде де Брейкере. Шванкмайер стоит особняком: показывать кино в традиционном музее — занятие не из легких.
Фильмы идут одновременно на четырех сторонах огромного куба в бывшем цехе "для монтажа больших машин" (это название конца XIX века), где расположен музей. Среди мультфильмов — хрестоматийные "Падение дома Эшеров" и навеянные Арчимбольдо "Возможности диалога". Часть фильмов показывают в музее современного австрийского художника-акциониста Вольфганга Флаца.
Своим учителем Шванкмайера считают Терри Гиллиам и Тим Бертон, книги о нем вышли на английском, французском и немецком языках; удивительно точны названия многих текстов — "Темная алхимия", "Шванкмайер, Сад и бесконечные возможности мяса". Сегодня Шванкмайер — мировой классик, но в свое время его невзлюбили власти коммунистической Чехословакии. Запрет на профессию он получил в 1973 году, после фильма "Дневник Леонардо", в котором усмотрели нежелательную политическую позицию. Но на творческой активности запрет не сказался, режиссер продолжал делать фильмы, только показывали их теперь за границей. В итоге Шванкмайер купил замок и организовал там свою киностудию.
Первая ассоциация, которая возникает при взгляде на творчество Шванкмайера,— это Сергей Параджанов. С точки зрения стиля они поначалу кажутся близнецами, потом наступает понимание различий. Параджанов барочно пышен и формально избыточен, он прямо-таки источает форму, словно сбегающее тесто, и не знает, куда ее деть при таких масштабах производства. У Шванкмайера же барочность с оттенком маньеризма, но какого-то рационального извода, он аналитик-формалист, подчиняющий поэзию логике эволюции. Каталогизаторство и систематизация для него не менее принципиальны, чем эстетическое наслаждение. Потому столь важное место на выставке отдано гравюрам на зоологические и ботанические темы: природа ему и учитель, и вдохновитель, и экзаменатор. Но восторг перед маньеризмом, столь очевидный в фильме "Historiae Naturae" (он стал основой выставки в Дорнбирне, вокруг него отбирались гравюры и скульптуры),— это восторг не последователя-копииста, а наследника, вольно обращающегося с тем, что ему досталось.
Он многим обязан, с одной стороны, чешскому авангарду, открытому европейскими музеями при крушении социалистического лагеря (сам этот авангард во многом вырос из советского кино- и театрального искусства 1920-х), с другой — сюрреализму, приверженность которому Шванкмайеру и декларировать не надо: он был близок к чешским продолжателям идей Дали и Бретона, группировавшимся вокруг легендарного теоретика искусства Вратислава Эффенбергера.
Но австрийская выставка напоминает, как мало общего у его сюрреализма с сюрреализмом классическим, эпохи 1930-х. Бесконечная витиеватость и витийство формы не связаны у Шванкмайера с феноменом сна, зато здесь много по-настоящему страшного. Он занят бытием и пустотой, проблемами коммуникации и перевоплощения. Влияние идей Мейерхольда и Таирова, эстетики Эдгара По и маркиза де Сада оказалось решающим для появления экзистенциального сюрреализма.
Может показаться, что его скульптуры и графика — лишь приложение к кинотворчеству. Но можно посмотреть на ситуацию иначе: кино вырастает из объектов и гравюр, порождая новый поэтический мир. Поэзия Шванкмайера не была заявлена в программе выставки в Дорнбирне, но в итоге все к ней неожиданно и свелось. Сюрреализм, одно слово.