Фестиваль музыка
Зальцбургский фестиваль знаменит не только операми и спектаклями. Неплохой, прямо скажем, бюджет позволяет ему устраивать череду концертов мировых звезд. Меломаном специально для "Ъ" почувствовал себя АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
Только кажется, что составлять концертные программы — занятие из разряда простейших. Но когда пост концертного директора Зальцбурга покинул Маркус Хинтерхойзер, стало видно, как много зависит от человека. Исполнители вроде бы остались те же, а былой гармонии в афише нет.
В будущем году Хинтерхойзер вернется на фестиваль в качестве интенданта, а концертным директором в этот раз выступил Флориан Виганд. Ему удалось многое. Кроме привычной уже "Духовной увертюры" — сейчас серия концертов была посвящена связям христианства и индуизма — в Зальцбурге идет цикл "Венский филармонический оркестр и его композиторы", сюда приехали Николаус Арнонкур и Марк Минковски, сольные концерты дают певицы Мария Агреста и Элина Гаранча, пианист Аркадий Володось.
Несмотря на статусность фестиваля, атмосфера здесь почти домашняя. Хуан Диего Флорес, блестяще исполнив песни Анри Дюпарка (и чуть более стандартно — итальянцев, от Доницетти до Леонкавалло и Тости), на бис вышел без аккомпаниатора Винченцо Скалеры. Зато с гитарой. Сняв бабочку — "Можно и фрак!", тут же закричали поклонницы,— он сел, словно музыкант в таверне, и запел "Бесаме мучо", "Гранаду" и другие народные хиты. Сказать, что зал млел,— значит написать половину правды. Конечно, такие попурри Флорес исполняет не впервые, да и его "Гранада", записанная с оркестром, собрала на YouTube 2 млн просмотров. Но дело в контексте, телешоу не обладает той же атмосферой, что фестиваль.
Программы современной музыки, столь важные для Зальцбурга последних лет, в этот раз строятся вокруг 90-летнего юбилея Пьера Булеза. Чествовать живого классика, чьи произведения еще недавно воспринимались как провокация, а сегодня слушаются с благоговением, приехали такие мастера, как Сильвен Камбрелен и Корнелиус Майстер. Прошли времена, когда диктор просил публику не расходиться в финале концерта: дескать, сейчас хоть и исполнят произведение Булеза, но короткое. Об этом случае вспоминал на пресс-конференции Даниэль Баренбойм, дирижировавший тем давним концертом. Сейчас он тоже играет Булеза — вместе с палестино-израильским оркестром "Западно-восточный диван", названном как сборник Гете, он исполняет Вариации для 11 инструментов. В этой же программе звучат "Послеполуденный отдых фавна" Дебюсси и четвертая симфония Чайковского — оба они важны, на взгляд Баренбойма, для понимания композитора.
Но есть программы, целиком составленные из Булеза. Пьер-Лоран Эмар и Тамара Стефанович посвятили вечер его фортепианным сочинениям: 12 нотаций, три сонаты, "Структуры" для двух фортепиано и пьесы последних десятилетий. Вечер огромный во всех отношениях — и потому, что длился почти три часа, и потому, что фортепианное творчество Булеза оказалось сегодня в тени его оркестровых сочинений, многие забыли, что начинал он как пианист.
Пианистические программы в Зальцбурге отличаются особым изыском. В этом году Андраш Шифф задал загадку: а есть ли что-то особенное в последних сочинениях великих композиторов? Он предложил цикл "Последние сонаты" — три концерта по три фортепианные сонаты Гайдна, Моцарта, Бетховена и Шуберта. Игрались они в разной последовательности, лишь Шуберт в программе обязательно стоял последним. Непонятно, сколько в такой эстетической головоломке интеллектуального содержания и может ли художник действительно предчувствовать близкую смерть. Эта музыка необязательно полна какой-то особой драматичности, но иногда и просветление ужасает так, что мало не покажется.
Слушатели у Шиффа благодарные, и он ценит свою публику, на втором концерте даже сыграл три биса, чего обычно никогда не делает. То ли дело Григорий Соколов — собираясь на концерт в девять вечера, можно быть уверенным, что закончится он за полночь, составленное из бисов третье отделение хоть и не объявляется заранее, но подразумевается. Интересно, составляет ли пианист его программу заранее? Наверняка да, потому что звучат четыре мазурки и прелюдия Шопена, прозванная "Дождевые капли", а также прелюдия Дебюсси как ключ к основной программе, которую он играет весь этот год: первая партита Баха, Седьмая соната Бетховена и ля-минорная — Шуберта плюс его "Шесть музыкальных моментов".
Зачем фестивалю растянутая почти на две недели "Духовная увертюра"? Ее заменяет один концерт Соколова. Это такая квинтэссенция внутренней работы, что тут ни улыбнуться, ни расслабиться. С другой стороны, странно было бы найти в мемуарах: "Сегодня читал Достоевского и все время улыбался".
Есть гении сумрачные, есть веселые, а есть просто серьезные. Соколов из числа последних. Редкие интервью, кальвинистски строгое отношение к собственным записям, концерт как медитация, лишенная пауз. Зато и вспоминаешь о нем год, а то и всю жизнь.