Глава Центризбиркома России ВЛАДИМИР ЧУРОВ встретился со слушателями Академии журналистики «Коммерсантъ» и откровенно рассказал о том, что волнует его и избирателей всей России. “Ъ” публикует стенограмму этой встречи.
Фото: Павел Кассин, Коммерсантъ / купить фото
Сначала я расскажу о том, как я сам не стал журналистом. В моей семье всего было поровну. Отец — ученый, морской офицер, представитель точной науки, и мама — выпускница московского филфака, отделения, готовившего журналистов и редакторов. Из этого отделения потом родился журфак Московского государственного университета. Мама — филолог, редактор в издательстве. И вот когда подошла пора мне самому определяться с выбором профессии, я выбирал между физическим факультетом и факультетом журналистики. Тем более что к этой поре, ко второй половине 60-х годов теперь уже прошлого столетия, в Советском Союзе профессия журналиста была высокооплачиваема. Это были работники идеологического фронта. Наряду с художниками, писателями, драматургами, артистами. Мы все в старших классах школы смотрели знаменитый фильм Сергея Аполлинариевича Герасимова «Журналист», снятый в 1967 году — я как раз учился тогда в восьмом классе. В 1971 году появилась пьеса «Справедливость — мое ремесло» Леонида Ароновича Жуховицкого по его же роману «Остановиться-оглянуться», которым мы зачитывались в 1969 году. Все это поднимало престиж профессии журналиста, делало ее весьма романтичной. В фильме Герасимова «Журналист» главный герой — молодой московский преуспевающий журналист-международник. А журналист-международник в советское время — это была самая престижная профессия среди всех творческих профессий и самая высокооплачиваемая, тем более что некоторая часть международников-журналистов выполняла и вторую функцию, вам понятную. Как, например, Евгений Максимович Примаков.
Так вот этот молодой человек, представьте себе фильм 1967 года, во второй серии его встреча в Париже с известными деятелями на равных, поэтому, естественно, многие желали стать журналистами. И вот, когда я колебался при поступлении в университет, мои мудрые родители сказали мне такую фразу: «Окончив физфак, ты можешь стать кем угодно, в том числе и журналистом, если захочешь. А окончив журфак, ты физиком никогда не станешь». Это оказалось решающим аргументом, и я поступил на физфак Ленинградского университета. Но, поскольку тяга к гуманитарным наукам сохранилась, я воспользовался возможностью, которую предоставляли для того, чтобы студенты Ленинградского университета получали разностороннее образование. Для студентов естественнонаучных факультетов было организован двухгодичный курс гуманитарных факультетов — для того чтобы студенты по вечерам могли заниматься журналистикой, историей, филологией и востоковедением на общественном факультете. Я, естественно, пошел на журналистику. Это был двухгодичный курс факультета журналистики. Преподаватели были те же самые, курсы были те же самые, только существенно сокращенные, то есть программу пяти лет укладывали в два года, естественно, с сокращениями. Мы также проходили практику. У нас были те же самые дисциплины, что и на большом факультете: теория жанров, в том числе мы проходили и практику верстки на линотипах — это такие большие машины, у которых сзади подвешен брусок свинца перед кипящим раствором, и вот он постепенно туда опускался, а ты сидишь, набираешь на пишущей машинке, и выскакивают литеры. Вот я начинал с этого. Это то же самое, что компьютер теперь, только вместо свинца теперь электрончики бегают. У нас была практика и в газетах — в районках и многотиражках.
Первая моя публикация была в 1971 или 1972 году в университетской многотиражке. А затем я уже довольно много печатался в районках, получая за это в общем неплохие гонорары. То есть если у меня стипендия была 40 рублей в месяц, то гонорар я получал от 40 до 80 рублей в месяц, что составляло в сумме зарплату уже младшего научного сотрудника или инженера. Живя у родителей, естественно, мне хватало и на угощение девочек и так далее.
Вот несколько позже я стал печататься в детской газете — в пионерской газете «Ленинские искры». А нужно понимать, что о детях в журналистике была особая забота, гонорары в «Ленинских искрах» были равны гонорарам в «Ленинградской правде», превышали гонорары в комсомольских газетах. В «Ленинских искрах» я печатал в основном научно-популярные и научно-художественные рассказы и очерки. Притом что, еще раз хочу подчеркнуть, в эти годы престиж профессии журналиста был так высок, что, имея корочки внештатного корреспондента «Ленинских искр», я мог попасть на любой спектакль за кулисы, я мог попасть в любое партийное или государственное учреждение. Еще раз хочу сказать, престиж профессии журналиста в те годы был самый высокий. И уровень подготовки был высочайший. Могу сказать, что за одну допущенную грамматическую ошибку могли выгнать с работы. За заголовок, составленный в виде пословицы или какой-то игры слов, выгоняли однозначно. Это то, что сейчас очень распространено и является признаком отсутствия профессионализма. Если вы видите заголовок на основе игры слов, вы можете это издание выбросить в мусорную корзину, а этого журналиста больше не читать. Это дурной тон. Причем это правило было установлено вовсе не в советской журналистике. Это со времен старой доброй «Таймс». Это законы британской журналистики XIX века. Цензура была жесточайшая, но прежде всего в отношении качества публикаций, что соответственно повышало и качество издания.
Я помню, что, когда я еще в университете отвечал за стенгазеты, где печатали самодеятельные статьи и рисунки, мы перепечатали официально изданный перевод лирики средневековых поэтов — вагантов, там были строчки: «Барашек, мантию надев, решил, что он ученый лев!» Партком заставил меня снять эту газету, потому что профессора пожаловались, так как увидели в этих стихах сатиру на себя, кстати сказать, совершенно справедливо увидели.
В детской газете я обрел подлинную свободу творчества, потому что я уже понял, что не стану профессиональным журналистом, потому что я не могу заставить себя писать по расписанию. Я не могу заставить себя писать о том, о чем мне не хочется писать, о том, что мне неинтересно. Потому что профессионал должен писать, во-первых, по расписанию, во-вторых, он должен писать не только на ту тему, которая ему нравится, и не только о том, что ему интересно. Это главный признак профессионализма. Конечно, журналисты высокого уровня получают больше свободы, но в любом случае начинать он должен с этого — писать регулярно и писать по заданию редакции. В этом отличие профессионального журналиста от просто пишущего человека, как я.