Александр Домрин о сущности трибунала: «Что такое трибунал? Трибунал — это чрезвычайный суд, это форма экстрасудебной расправы. Вспомним, ну, нам-то в России не нужно напоминать, что такое революционный трибунал и откуда вообще взялся этот термин. А вы вспомните, что трибунал взялся вообще-то от испанской инквизиции. Чисто с процессуальной точки зрения для меня как юриста есть только один факт за этот год, один объективный юридический факт — катастрофа Boeing, больше ничего. И сейчас нам до завершения следствия, будь оно формальное или неформальное, которое ведут голландцы, они обещают его закончить в октябре, предлагают создавать суд до окончания следствия. С процессуальной точки зрения это нонсенс».
О недопустимости сравнения трибунала по Boeing c Нюрнбергским процессом: «Нюрнберг был исключением. Нюрнберг был единственным случаем, когда Советский Союз, Великобритания, Соединенные Штаты были вместе, когда мы знали, кто был нашим врагом, и когда были абсолютно достаточные основания осудить тех, кто предстал перед этим судом. Сейчас, если мы говорим о ситуации с MH, с малайзийским Boeing, если у нас нет информации от американских спутников, если у нас нет информации от украинских авиадиспетчеров, которые сами тоже куда-то пропали, когда есть все основания предполагать, что вся эта идея была для того, чтобы устроить судилище, и если действительно Соединенные Штаты знают, что малайзийский Boeing сбили их украинские клиенты — только предполагаю, я юрист, мнение, сразу оговариваюсь — то, конечно, я сразу вспоминаю высказывание Франклина Делано Рузвельта про диктатора Никарагуа Самосу: «Мы знаем, что это сукин сын, но это наш сукин сын». Конечно, никогда своего клиента Соединенные Штаты не сдадут. Поэтому рассчитывать на объективный суд, на объективный процесс не приходится».