Фестиваль танец
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
В программе Чеховского фестиваля впервые выступил Балет Нюрнберга. На сцене Театра имени Моссовета труппа представила балет Прокофьева "Золушка" в постановке своего художественного руководителя Гойо Монтеро. Радикальная версия сказки обманула ожидания ТАТЬЯНЫ КУЗНЕЦОВОЙ.
Анонс обещал "Золушку" для взрослых. В основе — кровавая сказка братьев Гримм (в которой сочувствующие Золушке голубки мстительно выклевывают сестрам глаза прямо на церковной паперти), психоанализ Фрейда, зловещие фантасмагории Гофмана и Роберт Вальзер со своей "Золушкой", пьесой в стихах с почти клиническим анализом психологии садомазохизма. На рекламных роликах обвязанная ремнями лохматая азиатская Золушка неистово билась в чреве камина, вздымая тучи пепла, а клубящийся кордебалет в длинных оборчатых юбках взметал ее ущербную фигурку на облаках дыма. Гойо Монтеро, автор либретто, режиссуры и хореографии, соавтор костюмов и декораций, уточнил концепцию: "Домочадцы относились к девушке как к животному. Ее эмоциональные потребности в расчет не принимались, ее приручали и дрессировали, как собаку, вытолкнув ее на окраину человеческого общества". Конкретность этого высказывания должна была бы насторожить, однако метафорические, психологические, сценографические потенции замысла казались весьма перспективными, тем более что Гойо Монтеро слыл хореографом умелым и изобретательным.
Разочарование обрушилось по всем статьям: урезанная по хореографической надобности музыка Прокофьева в записи. Мрачно-унылые декорации: маленький прямоугольник камина, заключенный, как матрешка, в череду других грязно-дымных прямоугольников, обозначает дом Золушки; в сцене дворцового бала от разросшегося "камина" остаются только боковины в виде колонн. Метафора бьет в лоб: тюрьма души остается тюрьмой, даже если потолок и стены не давят. Нарочито вульгарные костюмы: анилиновые краски нейлоновых платьев придворных, лилово-малиновые лифы и панталоны грубо размалеванных сестер-травести, расшитый золотом мундир Принца, сыромятные ремни на голом тельце затравленной Золушки.
Столь же доходчивы и пластические характеристики. Весь первый акт косматая Золушка бегает на четвереньках, крючит ноги, бьется в партерных монологах и практически не разгибается; сводные родственники таскают ее за ремни, со всей дури шмякают об пол, водят на поводке, лупят бичом — свой тезис про собаку хореограф реализует с назидательной наглядностью. В отличие от лапидарного языка угнетаемой, сестры изобильно батманят, разнообразно скачут, вертятся, корчат незабавные рожи, забивая Золушку не только физически, но и жирно-танцевальными красками собственных партий. Жалостливый Принц, полюбивший собаку-Золушку из своего сна (голографическое сновидение, спроецированное на экран переднего занавеса, заменяет ему пресловутую туфельку — по нему жених и опознает в финале свою суженую, похороненную сестрами под грудой золы), тоже не герой. Его патетических port-de-bras и одиночных прыжков почти не видно на фоне буйной мельтешни развязных придворных: даже романтичное объяснение Принца с Золушкой подхватывается, множится, варьируется и забалтывается придворной камарильей.
Длинно-юбочный кордебалет, выглядевший столь заманчиво на рекламных роликах, на деле лишен всякой многозначности: это просто-напросто стая голубей, о чем недвусмысленно свидетельствуют волнообразные движения рук-"крыльев" и финальная экзекуция над сестрами и Мачехой, после которой те с черными дырами вместо глаз покаянно тащатся на коленях за инвалидной коляской парализованного отца Золушки. Лишь Мачеха по ходу спектакля подавала надежды: царственная, инфернальная, повелевающая не только в своем доме, но и во дворце, готовая чуть ли не прикончить упрямого Принца в финале. Однако и эти упования пошли прахом: ее злодейская функция оказалась декоративно-прикладной, на суть дела не влияющей.
Суть же заключается в том, что хореограф Монтеро так и не вышел за пределы заявленных тезисов, оставив всех персонажей в том же пластическом и хореографическом состоянии, в каком они предстали в начале спектакля. От этого его многолюдный, нервный, моторный (можно сказать, суетливый) балет выглядел на удивление статичным, монотонным и примитивно-морализаторским. Ну да, нельзя бить не только собак, но и не похожих на нас людей. Но стоило ли из-за этого городить двухчасовой балетный огород?