Главная выставка проходящей сейчас Венецианской биеннале — "Плато человечества" в старинном комплексе Арсенала. Здесь собраны работы более полутора сотен художников со всего мира. Выставка резко меняет ориентиры и наверняка войдет в анналы современного искусства.
Куратор Харальд Зееман (Harald Zeeman) решительно отверг все существовавшие до недавнего времени критерии и иерархии искусства (деление на направления, жанры, национальности, возраст и степень известности автора), предложив рассматривать его не с профессиональной, а с человеческой точки зрения: в старомодных категориях любви, страдания, веры, гнева, веселья, смерти. Его демарш в этом направлении начался еще на прошлой биеннале, с выставки dappertutto (вход разрешен всем), упразднившей традиционную выставку-резервацию для молодежи, и смешавшей признанных мэтров с начинающими.
Зееман рассматривает произведение искусства прежде всего как человеческий документ или, говоря научно, как антропологическое исследование. Мучившая художников весь двадцатый век проблема формы ("как") декларативно похерена (недаром Зееман ссылается на знаменитую концептуалистскую выставку 1969 года "Когда отношения становятся формой"), как и завоеванная долгими битвами автономия искусства. Модернистский, а особенно постмодернистский дурман "искусства об искусстве" рассеялся, вновь уступив место еще недавно казавшейся архаичной модели "искусства про жизнь". Теперь уже не зазорно задавать наивный вопрос "что хотел сказать художник?", не боясь услышать в ответ что-нибудь непонятное про "игру изобразительными цитатами" или, не дай бог, "манипуляцию означающим и означаемым".Содержание многих работ можно рассказать несколькими словами. И этот пересказ будет похож на сводное издание Книги рекордов Гиннесса вместе с отчетом Всемирной организации здравоохранения и прочих учреждений, отслеживающих глобальные данные по человечеству. То есть выставка иллюстрирует статистические выкладки конкретными, частными примерами, иногда экзотическими. Скажем, все слышали о болезни Альцгеймера — теперь посмотрите на компанию престарелых японцев, трогательно позирующих Tatsumi Orimoto с автомобильными шинами на шеях. А вот так выглядит мир глазами человека, упавшего с инвалидной коляски: Martin Bruch, страдающий рассеянным склерозом, на протяжении нескольких лет документирует свою беспомощность фотоаппаратом "Ломо". Полмира играет в футбол — получите парочку матчей. Алкоголизм? Нет вопросов, вот вам семья симпатичных английских алкашей. Список можно продолжать до бесконечности: Интернет, культ вуду, телевизионные сериалы, тоска жизни в провинции, вуайеризм, пластические операции, туризм, войны, коллекционирование, смертная казнь, супермаркеты. Последний пункт, например, связан еще и с а) бедностью, б) нелегальной эмиграцией, в) воровством. Matthieu Laurette делится своим рецептом выживания с помощью супермаркетов, следуя которому можно бесплатно поесть и одеться, практически не нарушая закон. Вот и философ Бэйзон Брок (Bazon Brok) вынес в название своей статьи в каталоге выставки фразу "Проблемы объединяют больше, чем убеждения" и назвал "Плато человечества" — "Плато дружбы". Впору вспомнить старинную советскую формулировку об искусстве, борющемся за мир и дружбу между народами.
Все эти животрепещущие темы изложены в основном с помощью фотографии и видео — средств, за которыми не тянется такой длинный хвост традиций, как, скажем, за живописью. Ее на выставке очень немного, и, за некоторыми исключениями, она выглядит неуместно. Складывается впечатление, что живописцы попали на "Плато" тоже как антропологическая диковина вроде самоубийц и солнцепоклонников. Впрочем, первое впечатление может быть ошибочным. Так, болгарин Недко Солаков свой абстрактно-живописный перформанс — один маляр закрашивает зал, отведенный художнику, черным цветом, а другой следом за ним перекрашивает его белым, и они будут этим заниматься до конца работы выставки — наполнил человеческим содержанием, назвав всю процедуру "Жизнь. Черное/Белое". А красно-оранжевые ромбы знаменитого немецкого живописца Герхардта Рихтера (Gerhardt Richter) оказались вовсе не формальными упражнениями в беспредметном искусстве, как это можно было подумать, а современными иконами. В буквальном смысле слова: не менее знаменитый архитектор Ренцо Пьяно (Renzo Piano) заказал художнику образа для строящейся им церкви святого Франциска Ассизского в Италии. Пьяно геометрические распятия понравились, а вот итальянские церковники их отвергли. Не исключено, что не без их участия на "Плато" не оказалось и обещанной скандальной скульптуры Маурицио Кателлана (Maurizio Catellan) "Папа римский, пришибленный метеоритом".
Но отсутствия папы особо не заметно — на "Плато" полно всякой занимательной скульптуры. Мальчик-великан и другие человеческие особи, изготовленные Роном Мьюеком (Ron Mueck), очевидно, специально, чтобы подлить масла в огонь дебатов о клонировании человека. Армия столь же натуралистичных крошечных человечков, по головам которых (то есть по стеклянному полу, под которым находятся скульптуры) заставил ходить зрителей Do-Ho Suh, явно намекает на проблему перенаселенности. Караван верблюдов, переплывающих затон Арсенала, и стада золотых черепах, рассеянные по всей биеннале, очевидно, кость, брошенная защитникам животных. Трущобный городской квартал, воспроизведенный в натуральную величину — настоящий подарок археологам будущего, которые будут ломать голову над назначением игральных автоматов или будки чистильщика обуви, как сегодняшние историки ломают голову над загадками Помпеи. Или, например, летающий паровой каток Криса Бурдена (Chris Burden). Куратор Зееман считает, что пятнадцатитонная махина, с помощью системы противовесов описывающая в воздухе круги, имеет отношение к разоружению и вообще пацифизму (каток был позаимствован у американских военных моряков). Хотя, скорее всего, это просто нормальный человеческий юмор.
МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА, Венеция