Вчера коллекция Музея архитектуры (МуАр) пополнилась очередным современным зданием. В рамках программы "МуАрпроект, строение #" (раз в месяц музей устраивает выставку одного проекта и принимает его на хранение) было показано здание торгового центра на Большой Семеновской, созданное мастерской Николая Лызлова.
Это здание за год стало очень известным — ему уже посвящены десятки публикаций. Сначала проект стал номинантом на премию "Золотое сечение", потом здание было признано лучшей постройкой фестиваля "Арх-Москва". Редкий случай, когда ни одного критического замечания высказано не было. На презентации Николай Лызлов высказывался в духе завуалированных опасений по поводу ревности коллег: "Я боюсь, что это здание и так уже перехвалили, теперь вот еще нынешняя выставка..."
Центр — архитектура гармонизованного конфликта. У нас в магазинном деле есть известное противоречие: с одной стороны, должны быть мощные стены — для ощущения солидности заведения и чтобы граждане чего-нибудь не подтибрили, а с другой — нужны большие стеклянные витрины, чтобы было видно, чего продают. Лызлов в принципе выстроил два торговых центра — один кирпичный бункер, другой — стеклянный павильон. Только они стоят на одном месте, врезаны один в другой под углом. Он последовательно провел это "врезание" — кирпичные и стеклянные плоскости наглядно входят друг в друга, вы ясно ощущаете, как два объема делят друг с другом одно пятно застройки. Удивительно, что, несмотря на очевидную конфликтность ситуации, как-то два эти здания друг с другом ладят и отношения в целом гармоничные.Центр представляет линию рафинированного неомодернизма в московской архитектуре, которая долгое время была оппозицией лужковскому стилю, а сегодня, отчасти усилиями главного архитектора Москвы Александра Кузьмина, стала едва ли не мейнстримом. Но в этой линии — архитектуре Андрея Бокова, Александра Скокана, Михаила Хазанова — он стоит несколько особняком. У них архитектура — в большой степени жест, фигура противостояния и контексту, и тем, кто не дает строить, чего хочется, и вообще всему. В ней есть героический вызов.
Разумная опасливость Лызлова, проявившаяся и в презентации, его нелюбовь к противостоянию отчетливо ощущаются и в его архитектуре. В интервью корреспонденту Ъ он мягко, но настойчиво проводил мысль о том, что у него не было задачи создать яркую композицию, что все просто выросло из пятна застройки, напоминающего два наложенных друг на друга прямоугольника, из трассы теплосетей, из логики функции и так далее — ни слова об образе и художественном эффекте. Это, положим, типичный рассказ реально работающего архитектора о своем здании — с критиками они всегда более склонны беседовать о теплотрассах, чем об архитектуре. Но что есть — это действительно отсутствие противостояния с чем-либо, стремление успокоить все конфликты, выйти к некоему спокойствию созерцания. Эта архитектура располагается на своем участке не как авангардист в последнем окопе, но как джентльмен в театральном кресле, с уважением к другим джентльменам, даже если они теплотрассы, гаражи и трансформаторные будки. Соседи от этого даже приободряются. Особенно это настроение ощутимо в интерьере, где видные из окон чахлые московские деревья вдруг приобретают японскую отточенность форм и пропорциональное спокойствие, более соответствующее медитации, чем шопингу.
Несмотря на нежелание автора говорить о западных аналогиях, замечу, что это очень европейская по духу работа. В Базеле, скажем, архитектура меня поразила даже не конкретными зданиями, а сочетанием остроты со спокойным дружелюбием к контексту. Но там понятно — там это обусловлено средой, которая и в целом отличается улыбчивой толерантностью.
Чего не скажешь о Москве. Логику спокойной симпатии к окружению, которую исповедует Лызлов, трудно разделить. Но что интересно — если ее принять, возникает неожиданный позитивный эффект. Если эта спокойная гармония рафинированного модернизма как-то так железно обусловлена той ситуацией, где она выросла,— вот этими самыми теплосетями, функцией, заказчиком, строителями и так далее, то, может, и все они вокруг тоже некоторым образом как в Базеле? И вроде как оказывается не Москва, а такой уютный, богатый европейский город, который всегда приглашает тонких и изысканных мастеров, когда возникает необходимость построить новый магазин у метро на окраине.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН