В июле в России может быть зафиксирована дефляция. Об этом заявила первый зампред ЦБ Ксения Юдаева на Международном экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Главная задача Центробанка — сдерживание инфляции, уверен президент и председатель правления ВТБ24 Михаил Задорнов. Он обсудил ситуацию в банковском секторе с обозревателем радио новостей Константином Эггертом в студии "Коммерсантъ FM" на ПМЭФ.
Ксения Юдаева также отметила, что регулятор ожидает замедления годовой инфляции в июне. При этом денежно-кредитная политика Центробанка будет оставаться сдержанной. Как заявила глава регулятора Эльвира Набиуллина, слишком быстрое снижение ключевой ставки замедлит рост экономики, а не поддержит его. Она также отметила, что процентная политика ЦБ для участников рынка должна быть важнее курса рубля.
— Как вы оцениваете нынешнюю финансовую ситуацию в России и политику Центробанка? Многие жалуются на то, что Центробанком ставится слишком много целей: и снижение ставки, и таргетирование инфляции. Как вы считаете, все ли правильно делается?
— Начнем с финансовой ситуации. В принципе, мы к ней готовились. Сама по себе ситуация плохая, внешние рынки закрыты для заимствований, и, к сожалению, когда в экономике спад, вся финансовая система себя лучше не чувствует, это очевидно. Спрос на кредиты упал, и есть проблемы у заемщиков как розничных, так и корпоративных. Поэтому, в принципе, ничего хорошего нет. Но мы к этому готовились, поскольку уже в конце прошлого года было понятно, что 2015 год будет похож, скажем, на 2009 год.
Что я могу сказать по прошествии пяти месяцев: банковские портфели сокращаются, причем на удивление не только физических лиц, но и корпоративные портфели. Спрос пока низок, хотя он в апреле-мае оживает. Из позитивного: люди несут вновь деньги к нам, в розничные банки, в ВТБ24. Мы где-то за пять с половиной месяцев почти 130 млрд руб. свежих денег привлекли. В прошлом году был небольшой, но отток. То есть население замещает пока сейчас, и, кстати говоря, малый бизнес также замещает тот недостаток ликвидности, который давали внешние заимствования.
— То есть люди больше верят в лучшие экономические перспективы?
— Люди пугались в конце прошлого года, во-первых, всяких возможных валютных ограничений, были подвержены панике, хотели потратить деньги, забрать их из системы. Поняли, что сейчас все нормально и деньги возвращают в банки, поэтому мы сейчас, банковская система в целом от Центрального банка и правительства, с точки зрения именно ликвидности, зависима гораздо меньше.
Центральный банк где-то на 2 трлн сократил такое прямое фондирование, рефинансирование банковской системы, поэтому ситуация непростая, но для нас достаточно прогнозируемая и понятная, если говорить о финансовой системе. Теперь о политике ЦБ: банкирам трудно отзываться о своем регуляторе, кроме как хорошо. Но если говорить серьезно, то банки достаточно откровенны, и мы, в том числе и неофициально, беседуем с регулятором, и на различных, слава богу, форумах руководство Центрального банка, люди, принимающие решения, общаются с рынком. Это, безусловно, плюс.
Если прямо отвечать на ваш вопрос, то я как раз считаю, что у Центрального банка не должно быть трех целей. У него одна понятная цель — сбить инфляцию. Оборотная сторона этого прямо записана в Конституции в законе о Центральном банке — это обеспечение устойчивости национальной валюты. Что такое устойчивость национальной валюты? Это, опять-таки, его необесценивание, то есть это борьба с инфляцией.
— Вы считаете, что больше не будет таких моментов в ближайшее время, подобно тем, которые Россия пережила в начале декабря с де-факто обвалом рубля?
— Вы же сами знаете ответ на этот вопрос. Нефть падает на памяти нашей далеко не в первый раз, к сожалению. Это уже понятно, по-моему, даже ребенку-первокласснику: когда падает нефть, российский рубль тоже падает. Это люди абсолютно четко усвоили.
— Уяснили для себя.
— Да, путем постоянного повторения, как в школе.
— Если посмотреть на влияние санкций на банковский сектор, в какой степени, скажем, ударили по вам именно санкции против финансового института, введенные западными странами?
— Они ударили, безусловно, по группе ВТБ в целом, поскольку это реально международная группа, представленная в 16-ти странах. Многие операции, кстати говоря, даже в таких странах, как Армения, Грузия, Азербайджан, и то это бьет, потому что фактически нельзя получить внешнее фондирование на срок более 30 дней. То есть это очень сильно ограничило возможность привлечения внешних денег.
В России, как ни странно, это не так, ВТБ-24 вообще это не касается, потому что нам не нужно валютное внешнее фондирование. Мы фактически используем вклады населения для кредитования того же самого населения, поэтому на нас это вообще никак не сказывается. Это плохо именно для развития корпоративного сектора, и это в целом плохо для экономики страны, потому что, что такое санкции? Это не только ты деньги не можешь заимствовать, это технологии, люди из России уезжают, западные специалисты, и это, к сожалению, плохо.
— Но мы, возможно, стоим на пороге нового раунда конфронтации, если взять новости по поводу ареста российских активов в Бельгии и, возможно, во Франции. Если взять высказывание помощника президента Белоусова о том, что Россия может расширить свои санкции против западных стран, на вас это может сказаться крайне негативно. Вы вообще готовы к тому, что, например, будут введены еще более жесткие финансовые ограничения, например, на работу с российским Госбанком?
— Во-первых, событие с активами в Бельгии я бы не преувеличивал. Я бы спокойней относился ко всем юридическим искам. Надеюсь, что Россия, не выполняя решения суда, люди должны были посчитать, какие следующие будут шаги, и здесь я не думаю, что мы должны что-то делать экспромтом. Ситуация не первая, и для России это не первое судебное дело. Здесь юристы и правительство должны разбираться уже по аналогиям. Я не преувеличиваю значение этого конкретного факта.
Я прямо говорю, что при любом развитии событий я не жду дополнительных санкций в финансовой сфере. Более того, я думаю, сейчас, уже оглядываясь назад, и американская администрация по поводу ряда направлений, и европейцы бы уже не стали предпринимать, например, в отношении платежных систем тех санкций, которые были введены против некоторых российских банков год назад, потому что тоже в известном смысле это был экспромт. Сейчас такой потенции ни в европейской исполнительной власти, ни в Конгрессе США, ни в американском Белом доме мы не наблюдаем.