Частное пионерское

Алена Солнцева — о том, какую травму разбередил фильм «Пионеры-герои»

18 июня выходит в прокат фильм Натальи Кудряшовой "Пионеры-герои". Обозреватель "Огонька" не увидела в фильме ничего героического, а напротив — сплошное трагическое

Фильм "Пионеры-герои" напоминает о психологической травме поколения

Фото: Наше кино

Алена Солнцева

Герои фильма Натальи Кудряшовой "Пионеры-герои" родились в середине 1970-х, пошли в школу в начале 1980-х. Они были последним поколением, чье детство прошло в СССР. Поэтому, считает Наталья Кудряшова, которая не только режиссер, но и автор сценария и исполнительница главной роли, они не успели приобрести опыт циничного отношения к советским мифам. Идеалы советской пионерии, ее легенды, герои и символы до сих пор обладают властью над их душами, идолы не повержены, они живут в глубинах детских воспоминаний.

История в фильме развивается в двух временах: в детстве, накануне приема в пионеры, и в нынешнее время, когда повзрослевшие одноклассники, успешные, состоявшиеся молодые люди вдруг понимают, что жизнь их обманула. Трое друзей покинули Нижний Новгород, где они выросли, переехали в Москву, зарабатывают приличные деньги, у них творческие профессии, но их не оставляет ощущение, что все, чем они занимаются, не имеет никакого смысла. Аутист Сергеев (Алексей Митин) в свободное от политического пиара время играет в компьютерные игры, раздражаясь от навязчивой заботы своей девушки. Актриса Оля (Наталья Кудряшова) мучается от панических атак, лечить которые она ходит к туповатому психологу. Специалист по общественным связям Катя (Дарья Мороз) выслушивает обоих, дает советы, но саму ее преследует чувство вины и страх одиночества.

Главный вопрос фильма, как ни странно, не в том, что делать, а в том, кто виноват. Детство, к которому психолог все время пытается вернуть свою пациентку, всплывает в воспоминаниях всех троих. По версии автора, тогда все трое мечтали быть героями, служить людям, совершить подвиг.

Наталья Кудряшова объясняет свой замысел так: "В детстве в нас были посеяны зерна чего-то настоящего, нас готовили к какому-то надличному существованию и всеобщей будущности. ...Апеллирование к героике и теме подвига, в общем-то, в моем детстве было везде — и в детских садах, и в школе, и в семье. Желание быть героем — оно, наверное, оттуда, из нашего всеобщего советского детства". Если послушать режиссера, то проблема ее героев и поколения в целом в том, что "мы зашли в эпоху индивидуализма, которая на самом деле, как оказывается, ущербна... Индивидуализм, обособленность — они рождают тоску и желание настоящей общности".

Но если посмотреть фильм, то странным образом все оказывается иначе. Детские сцены сняты очень хорошо, органично, с точным знанием каждой детали — начиная от косо пришитых белых воротничков на формах девочек, закачивая журналом "Здоровье" в комнате бабушки. Однако нежный, ностальгический взгляд на прошлое сопровождается вещами по-настоящему страшными. Кошмарные сны преследуют в детстве Катю: ей снится одиночество среди огромных безжизненных пространств каких-то мемориалов, где на нее с портретов осуждающе смотрят пионеры-герои. Сознание школьниц пронизано ужасами: загадочные черные "волги" с тайной надписью "смерть советским детям" караулят их у школы, дедушка, что гонит самогон на кухне, кажется преступником, о котором надо сообщить в загадочные "органы милиции", иначе не примут в пионеры. Необходимость сдать анализ в спичечном коробке ощущается как публичное унижение и позор, нарушенная пионерская клятва грозит проклятием... Весь этот не вполне обыденный кошмар упакован в жанровые сцены советского детского фильма, что делает происходящее неожиданно обаятельным и, несмотря на очевидную гротесковость, узнаваемым, даже уютным.

Что касается сцен взрослой жизни, кризиса тридцатилетних, потерявшихся среди обыденности, не готовых к нормальной жизни людей, то они оставляют ощущение нарочитости, литературности. Автор объясняет: ощущение пустоты у ее героев родилось из-за того, что в их жизни нет места подвигу. Но кажется, что все обстоит ровно наоборот: ожидание подвига, то есть кем-то предложенного внешнего смысла, привычка с детства быть подключенным к надличному, роевому, общему делу лишила их умения быть людьми, любить, общаться, чувствовать себя нужными, живыми. Как бы милы ни были переживания советского детства, само воспоминание о пытках и подвигах, на которых считалось нормальным воспитывать ребенка, не может не быть настоящей, увы, не изжитой травмой. Когда Наталья Кудряшова говорит: ""Будь готов — всегда готов" — конечно, девиз моего поколения и поколения тридцать плюс", она сама не понимает, насколько это чудовищно звучит.

Не надо быть психологом, чтобы понять: рассказ Оли о том, как она мечтала в четыре года вернуться в детский сад после пыток, израненная, но героическая, под восторженные крики других детей "Ура, ты герой!", свидетельствует только о том, что девочка не принимает саму себя. Что у нее трудности с социальной адаптацией, с эмоциональным переживанием, с адекватной самопрезентацией. Культ героев — феномен инфантильного сознания, с этим трудно смириться.

Фильм "Пионеры-герои" интересен в первую очередь тем, что является демонстрацией социально-психологической травмы поколения. Идеологическая установка, привычная до полного растворения, до сих пор заставляет людей жить в тоске по военному времени, легко отказываясь от своих настоящих потребностей, находиться в постоянной мобилизации и страдать, когда никто не ставит их перед необходимостью жертвовать.

Наталью Кудряшову многие обвиняют в неточности, все-таки в 1970-1980-е годы мало кто находился под таким сильным впечатлением от пионерских ритуалов, идеология была рутинной, от нее с легкостью отмахивались. Но с точки зрения культуры в целом, замеченная молодым режиссером травма особенно важна, поскольку очевидно не изжита. И в этом смысле фильм оказывается более актуальным, чем многие социально значимые картины. Не важно, как автор сама интерпретирует свой фильм, важно, что она провоцирует на обсуждение комплексов и проблем, свойственных не столько индивидуальному (у каждого свой опыт), сколько социальному мифу. Желание отказаться от собственной личности и ответственности, которую она налагает на человека, готовность раствориться в общей массе и так избежать экзистенциального одиночества, пожалуй, свойственно не только поколению тридцатилетних.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...