В прошлом году Воронежский Камерный театр переехал на новую сцену, а весной 2015-го активно обновлял репертуар – за три месяца прошли премьеры четырех новых постановок. Бессменный худрук Камерного Михаил Бычков объяснил, как с начала 90-х вместе с театром менялась его аудитория, и рассказал, какими методами ищет себе преемника.
– Камерному уже больше 20 лет – на какого зрителя вы рассчитывали «на старте» и какова аудитория театра сейчас?
– Камерный создавался в 1993 году в, можно сказать, экстремальной обстановке. Тогда всерьез говорили: «Кому вообще нужен театр? Сейчас не до него!». В те годы театрам нужно было не работать, а «выживать» – по крайней мере, так считали руководители больших советских репертуарных театров.
Я же не переставал видеть в театральном искусстве, в первую очередь, способ отражения мира. Именно поэтому, не желая обслуживать зрителя и с кем-либо бороться за него, я предположил: «Может, небольшому количеству ценителей хороший театр нужен и сейчас, может, хотя бы у ста человек есть интерес!». Тогда я ушел из Воронежского ТЮЗа и на пустом месте создал маленький Камерный театр. С годами ситуация изменилась к лучшему, сейчас театры полны – они нашли своего зрителя.
Недавно возможности воронежского Камерного увеличились благодаря новому зданию – у нас появился более вместительный большой зал, была построена и вторая маленькая сцена. Сегодня это объект, которым город гордится. Тем не менее мы стараемся сохранить традиционную близость со зрителем, возможность вести с ним диалог, то есть ту самую «камерность».
– Как изменился за эти годы социальный состав аудитории Камерного? Сейчас вы пользуетесь популярностью у губернатора и крупных чиновников.
– Сегодня аудитория Камерного театра значительно больше, чем может вместить зал ДК Железнодорожников, в которым мы все когда-то затевали. Первые несколько лет мы работали для узкого круга театралов – есть такие люди, которые готовы отказаться от масла на бутерброде, лишь бы посмотреть новый спектакль.
Но считать, что потом мы стали каким-то элитарным заведением тоже нельзя. Да, нас ценит власть. Но крупные чиновники – руководители департаментов – ходят к нам не просто вслед за губернатором, они водят к нам жен, детей, даже мам – это уже показатель, я считаю. Также тепло к нам относятся и студенты, и интеллигенция. Театральная аудитория в Воронеже вообще представлена самыми разными слоями общества.
– Резкий прирост аудитории произошел после открытия нового здания, или старого помещения в ДК уже давно не хватало?
– Конечно, не хватало, но я не стал бы говорить о количественном скачке после переезда. Рывок произошел в принципе творческой и околотворческой работы театра. Мы теперь одновременно репетируем несколько проектов, проводим премьеру за премьерой, занимаемся другими формами работы: организуем читки, актерские монологи, лекции, кинопоказы спектаклей из числа мировой классики, выставки.
Эти возможности нам предоставило именно новое здание: его нам посчастливилось построить таким, каким мы его хотели видеть, ограничиваясь только кусочком земли, который нам подарила судьба. Максимум своих мечтаний об этом мы, я думаю, воплотили в жизнь. Теперь – радостно используем.
Все новые проекты находят своего зрителя. Кто-то ходит только на бесплатные мероприятия: послушать актеров, посмотреть видеозаписи, посетить творческие встречи. Могу предположить, что наши билеты кажутся кому-то дорогими. Хотя мы проводим и их распродажи. Например, в День театра за скидкой в 30% очередь в кассы стояла весь день. А новое поколение зрителей ходит только на читки: молодежь считает, что спектакль, который складывается у них в голове, будет более интересным, чем тот, что какой-то режиссер поставит на сцене. Мы же, в свою очередь, стараемся читать хорошие, интересные пьесы.
– Воронеж вообще – театральный город? Насколько у нас понимающая публика, много ли в городе театралов?
– Воронежская публика очень хорошая – она эмоциональная, чуткая, отзывчивая. Бывают и какие-то нелепые инциденты, но 99,9% зрителей, даже если не всегда соглашаются с тем, что они видят, проявляют такт.
Помню, в Воронеж привозили спектакль Алана Плателя «Гардения». Там были старики в женских нарядах и перьях… очень специфическое зрелище. Тем не менее, в конце спектакля полный концертный зал стоя аплодировал этим голландцам. Наверное, публика даже отнеслась с сочувствием, мол: «бедные-бедные, как же они там живут». Хотя в целом, к сожалению, наш воронежский зритель не идет вровень с нынешнем уровнем развития театрального языка. Для этого нужно, чтобы на сегодняшнем российском театре воспиталось еще одно поколение. Но по тенденции восприятия воронежский зритель правильный: что не поймет головой – примет сердцем.
– В новом сезоне в Камерном много премьер молодых режиссеров. Почему вы решили привлечь их на свою площадку?
– У меня сейчас есть ощущение, что Камерному нужна молодая энергия. Слава богу, появилась возможность воплощать на нашей сцене не только мои замыслы, но и давать площадку для тех, кто хочет это делать, но не имеет возможностей. Технически мы сегодня можем репетировать одновременно три спектакля. Проблема только с количеством людей в труппе – нам бы еще 5-6 хороших артистов. Еще отмечу: важно, чтобы на сцене был разный театральный язык. То, как я умею ставить, не должно повторяться в постановках других. Мне интересна индивидуальность с ярким творческим почерком, взглядом другого поколения. Поэтому я готов давать шанс дипломникам. Я же и сам таким был когда-то.
Последнюю премьеру – «Трамвай желание» – у нас поставил очень молодой режиссер Егор Равинский. Я рассчитываю, что этот спектакль в будущем только вырастет и укрепится, и артисты в нем засверкают еще ярче и интереснее. Текст Теннесси Уильямса дает очень большие возможности для этого. Так что тем, кто уже был в восторге от премьеры, будет небезынтересно посмотреть постановку через год.
У меня есть огромное желание найти в конце концов методом проб и ошибок (а иначе никак) тот круг режиссеров, для которых сцена и труппа Камерного стали бы своими. Может быть, так появится новый руководитель этого театра.
– Вы недавно взяли курс в Академии искусств. Как бы вы оценили театральное образование в Воронеже?
– Вся труппа Камерного, за исключением двух-трех артистов старшего поколения – выпускники Академии. Все наши кадры идут оттуда. Жаль только, что сегодня с Академией мало сотрудничают практики – актерскому делу учат люди, посвятившие себя педагогике. Это кажется архаичным и нуждается в модернизации, но должен признать: в Академии сейчас есть прочный фундамент, база, которую терять нельзя. Но, конечно, туда нужен приток свежей крови.
– Вы поэтому решили взять курс?
– Хотелось самому готовить кадры в Камерный. Я понимал, что строю театр, в котором могут одновременно работать 24 актера. Сейчас их 12. Я понимаю, что должен воспитать недостающих. Одним из первых появлений моих студентов на обновленной сцене стали роли «цветных человечков» в «Борисе Годунове». Я положительно оценил их работу – ребятам достались специфические образы, сложные костюмы, которые надо еще и быстро менять. А они все проучились актерскому делу только 7 месяцев. Я и доволен, и благодарен им за терпение и собранность.
– Каких театров, возможно, не хватает Воронежу? Или город уже насыщен театрами?
– Новых форматов, конечно, не хватает. То, что мы сейчас почти потеряли свою старую площадку в ДК, не оправдать никаким кризисом. Это поражение тех, кто за культуру отвечает, начиная с самого верха. Я не скажу на память, сколько театров в Омске, но могу сказать, что только драматических там, помимо академического и ТЮЗа, пяток, а у нас – один Камерный. Это неправильно. В Воронеже, на мой взгляд, действительно не хватает площадки, на которой молодежь может экспериментировать – нужно давать возможность для самых разных, смелых, дерзких и даже хулиганских опытов.
Я помню себя в 17 – еще до поступления в ГИТИС успел поставить пару спектаклей и, естественно, я хотел эпатировать зрителя. Театральная практика должна очищаться от штампов, молодежь должна вырабатывать свой язык – изобретать свой велосипед. Конечно, это зависит не только от поддержки властей, но и от реального энтузиазма, инициативы творцов. Ведь если бы мне в свое время не хватило энтузиазма, то сегодня не было бы Камерного театра.