Роман Эдит Уортон (Edith Wharton) "Эпоха невинности" (The Age of Innocence) повествует о "старом" Нью-Йорке. Действие происходит в 1870 году. Тогда Нью-Йорку еще далеко было до Лондона и Парижа. Дома еще не закрывали небо, город, по сути, заканчивался на 34-й стрит — дальше, где теперь находятся самые центральные районы, жили только простолюдины и богема. Американская писательница Эдит Уортон (1862-1937), сама из старинной аристократической семьи, описывает нравы верхушки нью-йоркского общества, то есть за границы 34-й почти не выходит. Нравы тогда царили строгие, прямолинейные, как 5-я авеню. Свобода и излишества — только для материальной стороны жизни: роскошные дома, роскошная обстановка (что особенно тщательно отображено в роскошной же иллюстрации к роману — одноименном фильме Мартина Скорсезе с Мишель Пфайффер и Уайноной Райдер в главных ролях).
Старый Нью-Йорк в "Эпохе невинности" одержим фанатичным стремлением к благопристойности и, как следствие, обречен на постоянную скуку. Американскому варианту "фамусовского общества", как положено, бросает вызов одиночка. Эллен Оленская, оставив мужа, возвращается из Европы на родину, поселяется в богемном квартале и то и дело шокирует викторианских ханжей. В героиню-оригиналку и влюбляется главный персонаж, аристократ Ньюленд Арчер. Но Оленская привозит с собой не только европейскую свободу, но и европейскую тактичность. В результате Арчер остается со своей молодой невестой Мэй. А в сдержанном Нью-Йорке продолжается "эпоха невинности" — пока город не осмелеет и не превратится окончательно в огромный "плавильный котел".Эрленд Лу. Наивно. Супер. Перевод с норвежского И. Стебловой. СПб.: Азбука, 2001
В современный же Нью-Йорк можно прокатиться вместе с героем норвежского писателя Эрленда Лу (Erlend Loe). Благо попутчик совсем не обременительный. Простой норвежский парень с незамутненным взглядом на мир понимает, что он "наив", но ведь это и значит "супер!". Знает нужные "два слова", с сознанием этим выходит из дома и отправляется в Америку. В Нью-Йорке герою повсюду мерещится Эмпайр Стейт Билдинг (как будто он насмотрелся восьмичасового фильма Энди Уорхола "Эмпайр"). Гуляя по 42-й улице, он заходит Публичную библиотеку, где по электронному каталогу ищет неприличные норвежские слова в роли американских фамилий (тут же воспроизводится полный текст найденных библиографических карточек — только вот даже переводчик не стал с ними возиться, поэтому повеселиться вместе с героем мы не сможем).
Перед поездкой персонаж проводит инвентаризацию: наряду с "хорошим велосипедом, хорошим другом, дедушкой и бабушкой, фотоаппаратом, парой почти что совсем новых кроссовок" у него, однако, имеется степень бакалавра. Он "что-то знает" о "кино, литературе, политике, рекламе, Ролане Барте и пустыне Сахаре". Но нет "планов, воодушевления, девушки, обаяния и часов" (перечисления — основной прием романа). Постепенно герой все это приобретает. Процесс приобретения описан подробно, без пренебрежения к малейшим мыслительным движениям.
В финале герой постигает самый наивный суперсекрет: главное — "очищение души через игру и веселье". Видимо, он и понравился читателям за это незатейливое веселье, за то, что не обременяет читателя никакими "чертями" тихого омута своей души. "Я знаю, сколько денег зарабатывает Клаудиа Шиффер и как долго Кристо и Жанне Клод пришлось добиваться, чтобы им позволили упаковать здание берлинского рейхстага",— подытоживает норвежский Митрофанушка. Только тут же возникает вопрос: зачем все эти знания? "Мне бы лучше мячик. Мне бы велосипед". "Наив" без стеснения обнажил всеобщее желание впасть в детство: из зануд "знаек" превратиться в легкомысленных "незнаек". Роман Эрленда Лу уже стал европейским бестселлером. За приверженность к документализму, минимализму и незатейливости роману "Наивно. Супер" (Naiv. Super) смело можно было бы вручить сертификат знаменитой киношной "Догмы".
Алексей Кара-Мурза. Знаменитые русские о Риме. М.: Издательство Независимая Газета, 2001
А вот Владимир Ильич Ленин, оказавшись в 1908 году в Риме, думал о вечности. И Николай Алексеевич Некрасов, приехав в столицу Италии, воскликнул: "Зачем я не попал сюда здоровей и моложе?!", потом "забрался на купол Св. Петра да и плюнул оттуда на свет Божий". Впечатления наших соотечественников о "вечном городе" собрал доктор философских наук Алексей Кара-Мурза. Небольшие истории о римских каникулах и поездках художников Кипренского и Брюллова, писателей Тургенева и Герцена, Волошина и Зайцева станут подходящим дополнением к современным путеводителям. А старинные фотографии, которыми снабжено издание, выглядят даже реальнее, чем неправдоподобно-глянцевые цветные виды сегодняшнего города.
Собираясь в Италию, не вредно изучить не только списки отелей и ресторанов, но и вспомнить отзывы классиков. В "Знаменитых русских..." есть поэтические посвящения "дивному граду" (правда, сам Мандельштам, который так любил "поговорить о Риме", в книгу не попал). А также многочисленные отрывки из писем и воспоминаний. Гоголь, например, очень любил римское мороженое. А Чайковского раздражал римский карнавал: "Отовсюду тебе в лицо и голову бросают массу мучных шариков, из коих некоторые причиняют сильную боль, но боже сохрани рассердиться — тогда забросают просто до смерти. Я пришел сегодня оттуда весь в муке, как лабазник". Михаил Осоргин вспоминает, как русские экскурсанты, приехав в Рим, вошли ночью в Колизей и запели хором "Вниз по матушке, по Волге". "Так поступить могли только милые дикари",— комментирует писатель, сам предлагая развернутый распорядок последнего дня в Риме: "Ранний ужин и долгая прогулка: последний взгляд с площади Пинчо... С высоты Капитолия — на Форум. Последний стакан белого Фраскати..."
Йозеф Рот. Сказка 1002-й ночи. Перевод с немецкого Геннадия Кагана под редакцией Виктора Топорова. СПб.: Лимбус Пресс, 2001
В романе знаменитого австрийского писателя Йозефа Рота (Joseph Roth, 1894-1939) восточная сказка отправляется в гости к западноевропейской были. Персидский Шах-ин-шах, "порфирородный и великий монарх", "повелитель трехсот шестидесяти пяти жен", чтобы излечиться от меланхолии, решает ехать в "экзотические страны". Заодно ему предстоит убедиться в мудрости слов "перемен не существует в природе".
"Экзотикой" для восточного повелителя оказывается город Вена. Австрийцы конца XIX века уже не боятся магометан, гораздо страшнее для них прусская угроза. Поэтому шаха встречают со всем гостеприимством. Чтобы он не разочаровался, хозяева готовы на самые безрассудные поступки. На венском балу шаху понравилась прекрасная графиня В. Находчивый барон Тайтингер находит замену — свою любовницу из салона госпожи Мацнер, которая, очень кстати, как две капли воды похожа на аристократку-графиню. Переодетую Мицци Шинагль доставляют шаху. В знак благодарности тот дарит Мицци жемчужное ожерелье. Но после отъезда шаха 1002-я сказка заканчивается. Остается повседневная городская жизнь: "В газетах империи можно было прочесть придворную и светскую хронику, сообщения о предстоящем празднике извозчиков, очерки о Лысой горе, статьи о видах на урожай табака у бравых швабов, отчет о соревнованиях об игре в кегли..." В круговорот этих немаловажных событий попадают и новые венские знакомые шаха. Деньги, вырученные от продажи трех тяжелых ниток жемчуга, приносят героям одни неприятности. Перемен в природе действительно не существует.