Сберечь утопию
о выставке «Сказочники» в Пушкинском музее
Открывшаяся в отделе личных коллекций ГМИИ имени Пушкина выставка «Сказочники» — важный шаг к осмыслению огромного пласта искусства, которым была в советское время иллюстрация детских книг
В последние годы мы научились относиться к детской иллюстрации с подобающей серьезностью и снова начинаем понимать, насколько важен во все времена этот крошечный островок свободы. Сегодня на детские иллюстрации Владимира Конашевича, Виктора Пивоварова, Олега Васильева и Эрика Булатова, на графику Ильи Кабакова смотришь, осознавая прежде всего, как велико здесь желание художника выстроить некое идеальное художественное пространство — вопреки современности и иногда поперек текста.
Выставка «Сказочники» в отделе личных коллекций ГМИИ имени Пушкина построена так, что самую большую ее часть занимают иллюстрации Конашевича, ну а художники-нонконформисты предстают как бы наследниками. Эта преемственность подкреплена словами Ильи Кабакова о том, что на него как на иллюстратора сильно повлиял сентиментальный стиль Конашевича. На самом деле не очень понятно, стоит ли говорить здесь о влиянии или даже диалоге, скорее уж о споре. Все-таки Конашевич создал канон, а канон должен быть разрушен. Это особенно очевидно там, где работы художников-нонконформистов выстраиваются в пары с рисунками Конашевича. Дюймовочка Конашевича, еле заметная в глубине цветка, и Дюймовочка Пивоварова, перерастающая лепестки. «Золушка» Конашевича, затерявшаяся в декорациях сказочного замка, и «Золушка» Булатова с Васильевым с фигурами во весь рост страницы и ярко придуманным рисунком каждого платья и каждой шторы. Таких интересных перекличек в наследии художников еще больше, в выставку уместилось далеко не все. Если между художниками и заметно что-то общее, то это убежденность в том, что иллюстрация в детской книге важнее текста.
В этих рисунках текст не только осмысливается, а скорее перепридумывается. Понятно, что, хотя художники эти почти современники, истоки их искусства совсем разные. Так, у Владимира Конашевича — это не только «Мир искусства», но и дореволюционное старомосковское детство, все его книги — это фантазии ребенка в собственной детской. В фигурках, как будто утративших привязку ко времени и пространству, теряющихся на общем фоне, главной всегда оставалась придумка, игра. Известнее всего был дуэт Конашевича с Чуковским, но на деле ему больше подходил Маршак и веселый абсурд английских детских песенок.
Требования к иллюстрации Конашевич предъявлял самые строгие — она обязана была быть современной, реалистичной и прежде всего завершенной: «Рисунки для детей не могут быть набросками и намеками... Они должны быть четко сделанными». Что до художников-нонконформистов, то, если в их рисунках и не было никакой сюрреалистической недоговоренности, задача их была не в том, чтобы приблизить к реальности, а скорее в том, чтобы увести от нее зрителя как можно дальше. «Иллюстрирование детской книги,— говорил Виктор Пивоваров,— это в известной степени овеществление иллюзий, иллюзий моего детства и утопий моей зрелости». Лучшие работы Пивоварова — «Тараканище», внезапно превратившаяся из лобовой притчи в историю о зверях масштаба Ноева ковчега, его полные тайн «Леса-чудеса» по Генриху Сапгиру — на выставку не попали. Но даже по нескольким рисункам к Андерсену, вдохновленным, как признавался сам художник, Иеронимом Босхом, видно, как детская иллюстрация становится для него способом прикоснуться к мировой культуре. То же самое верно, например, и для Эрика Булатова с Олегом Васильевым, превращающих сказки Шарля Перро в истории о далекой Европе — как на картинах старых мастеров, их позы были тщательно продуманы, их платья можно было рассматривать бесконечно, и все вместе складывалось в путешествие по художественным эпохам прошлого.
Прекрасная эта выставка, конечно, оказывается обидно короткой — мы бы с удовольствием увидели Виктора Пивоварова не только как иллюстратора Андерсена, Булатова с Васильевым не только как иллюстраторов Перро и Илью Кабакова не только как книжного графика (на выставке представлена почти исключительно его буквица). Но главную свою задачу она, конечно, выполняет. Здесь наглядно показано, как советская детская иллюстрация, зародившись как искусство говорить о современности, стала искусством о ней не разговаривать. В конце концов, это становится историей очередной утопии — но на этот раз утопии совершенно замечательно свершившейся.
ГМИИ имени Пушкина, отдел личных коллекций, до 28 июня