Россия поднялась сразу на 25 позиций в рейтинге развития человеческого капитала. Согласно результатам исследования экспертов Всемирного экономического форума, сейчас страна занимает 26 место из 124-х. Ранее она была на 51-й строчке. Директор Центра социологических исследований Российской академии народного хозяйства и госслужбы Виктор Вахштайн обсудил тему с ведущей "Коммерсантъ FM" Оксаной Барыкиной.
Эксперты отмечают, что на показатели России во многом повлияла массовая доступность образования. Однако по ряду показателей она сильно уступает другим странам. В частности, по качеству образования, по доле населения в трудоспособном возрасте, уровню безработицы, по возможностям для развития на рабочем месте.
— Как вы оцениваете положение России в рейтинге и этот скачок?
— Это выглядит довольно странно, учитывая то, что никаких серьезных изменений за последние годы в России по уровню развития человеческого капитала не произошло, и методика его замера тоже не менялась. В данном случае, скорее всего, просто произошел учет каких-то дополнительных факторов, например, доступности образования. В целом вряд ли этому стоит придавать такое большое значение.
— Да, но недавно была информация о том, что школьное образование у нас на 34 месте из 76 возможных, здесь про вузы идет речь, но тем не менее.
— Человеческий капитал — это понятие, которое вводят в 1951 году, но его больше всего используют, благодаря Гэри Беккеру, с 1965 года — это все, что предполагает вложения в человека и каким-то образом сказывается на экономике, то есть любые инвестиции в человека: здоровье, образование, культуру, личное развитие и так далее. То есть это крайне плохо замеряемые параметры, соответственно здесь очень высока доля субъективизма, в том числе экспертного субъективизма.
— Кстати, эксперты-то говорят, что во многом повлияла массовая доступность образования в России. Как вы это прокомментируете?
— Мы делали исследования на протяжении десяти лет. Собственно, первая книжка, которую мы опубликовали с Константиновским и Куракиным — "Доступность качественного образования в России", и там была довольно понятная зависимость: при очень большой доступности образования происходит его стратификация. То есть качественного образования становится меньше, и оно становится менее доступным, а массовое образование, несомненно, очень доступно в России, больше, чем во многих других странах, в том числе, кстати, тех, которые возглавляют этот рейтинг, в котором в пятерку входит Япония, например.
— А что значит массовая доступность? То есть можно платить и учиться или что?
— Массовая доступность означает, что если вас не интересует качество образования, то вы его получите без дополнительных издержек и инвестиций.
— По поводу Японии расскажите. Чем они так хороши, почему на первом месте?
— Нет, я привел в качестве примера Японию просто потому, что там как раз нет массовой доступности образования. Потому что если мы возьмем первые страны, то это, конечно, Северная Европа, стандартная история — Норвегия, Финляндия, где благодаря долгому периоду поколения социалистов сохраняется и относительно высокий уровень качества образования как школьного, так и вузовского, и его относительно высокая доступность. А вот, скажем, с Японией, которая тоже входит в пятерку, ситуация принципиально другая: образование куда в меньшей степени доступно, но зато идут постоянные инвестиции в качество, причем именно качество высшего, а не среднего образования.
— А что нам-то нужно делать, чтобы качество повышать?
— В данном случае — перестать всерьез воспринимать каждую цифру, которая мелькает на мониторе просто потому, что методика оценки человеческого капитала в России — это очень спорная вещь. Либо тогда давайте говорить о здравоохранении отдельно, об образовании отдельно, о культуре отдельно, о саморазвитии отдельно, потому что, что, конечно, в этом показателе свалено в кучу огромное количество очень разнородных параметров.
— Вы имеете в виду эту долю населения в трудоспособном возрасте, уровень безработицы?
— Да, это демографические параметры, то есть параметры, характеризующие производительность труда, параметры, характеризующие субъективную удовлетворенность, правда, в этот метод они не входят. Просто нужно отдельно ставить вопрос о том, что такое образование, что оно сегодня из себя представляет в России, действительно ли вложения, которые сейчас идут, оправдываются, так называемые премии за образование. Потом отдельно то же самое — со здравоохранением, и стараться всерьез не воспринимать большие интегральные показатели.
— На ваш субъективный взгляд, где сейчас самое качественное образование?
— Вы имеете в виду высшее?
— Да.
— Это очень сложный вопрос. Если мы посмотрим опять же мировые рейтинги, то Англия, которая традиционно была довольно сильным экспортером образовательных услуг, сильно проседает. В настоящий момент, скорее всего, Штаты.
— Хотя Штаты тоже, если судить по рейтингу школ, буквально на 28 месте. То есть мы на 34-м, они на 28-м.
— Поэтому я и спросил: школы или вузы?
— Да, по вузам все-таки они на первом идут?
— Это опять же субъективный показатель, потому что если мы будем брать то, что мы сейчас с вами обсуждаем — стратификацию образования — то в Штатах она тоже очень высокая. Разница между самым плохим комьюнити-колледжем и лучшим вузом — гигантская. Но если мы говорим о России, то здесь феномен принципиально иной, здесь очень сложно оценивать качество высшего образования, потому что оно стало продолжением школы. Сегодня эта функция профессионализации, получения профессии делегируется на более поздние стадии, то есть вы пять лет в вузе продолжаете учиться в школе.
— Скажите, мы когда-нибудь достигнем такого уровня, чтобы за рубежом наше образование котировалось?
— Это вопрос политических приоритетов, инвестиций и правильно выбранной стратегии.