Церковнославянский язык меняется под влиянием современности

текст Александр Кравецкий, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН, руководитель Научного центра по изучению церковнославянского языка ИРЯ РАН

Если древнейший период истории церковнославянского языка активно изучается уже почти два века, то его поздняя версия, на которой сейчас совершается богослужение в ряде славянских православных церквей, оказалась вне сферы интересов филологов. Между тем, на этом языке создаются новые тексты и он продолжает развиваться.

Когда славяне вспомнили про Кирилла и Мефодия

Невозможно себе представить, что существует язык, на котором ежегодно в тысячах экземпляров печатаются десятки книг и миллионы человек слышат тексты, которые в этих книгах напечатаны, но для этого языка не составлены ни современная грамматика, ни словарь. Между тем такой язык существует — это церковнославянский, тот язык, на котором в настоящее время совершается богослужение в русской и некоторых других православных церквях.

Причины этой странной ситуации кроются в истории науки. Толчком к изучению церковнославянского языка в его древнейшем виде послужило возникновение на рубеже XVIII и XIX веков сравнительно-исторического языкознания, которое ставило задачу реконструировать дописьменное состояние языков и выявить их родство. Эта задача предполагала изучение наиболее древних текстов, откуда можно извлечь материал для подобных реконструкций. Поэтому и начали активно заниматься старославянскими памятниками, то есть древнейшими церковно-славянскими рукописями, которые восходят к переводческой традиции Кирилла и Мефодия. А внешним стимулом развития славяноведения стало славянское национальное движение, приведшее, в конечном счете, к появлению на Балканах самостоятельных славянских государств. Одним из символов этого движения стали Кирилл и Мефодий, что вызвало огромный интерес к их наследию. Но так было далеко не всегда. Сейчас это трудно себе представить, но включение в богослужебные книги служб Кириллу и Мефодию началось лишь в середине XIX века.

Таким образом, на протяжении XIX века сформировался тот круг вопросов, на которые славистика искала ответы. Многие из этих ответов и были получены. Для старославянского языка мы имеем и издания основных источников, и современные грамматики, и словари. А потомок старославянского языка, на котором в начале XXI века совершается богослужение, остается вне сферы интересов филологов.

"Иерусалим яко овощное хранилище будет..."

На протяжении всей своей истории церковнославянский язык находился под влиянием тех диалектов, на которых говорили народы, служившие по?церковнославянски. Под влиянием живой речи менялись как церковное произношение, так и орфографические правила. Попытки создавать самостоятельные произведения вели к тому, что в новые тексты попадало большое количество слов, отсутствовавших в древнейших текстах. В древнерусских текстах появляются такие слова, как колокол, лось, сулити ('обещать'), хвост и т.д., которые в переводах кирилло-мефодиевской эпохи не использовались. Исследователи средневековых славянских рукописей могут вполне отчетливо выделять в церковнославянских памятниках особенности, появившиеся под влиянием славянских диалектов. Все это хорошо известно. Но куда менее очевидным является то, что такие процессы продолжаются и по сей день, что язык богослужебных текстов, которые появились в новое время, тоже меняется. Но влияет на него не диалектная речь (в эпоху радио и телевидения диалектные различия быстро нивелируются), а русский литературный язык. И речь здесь идет не столько о простых заимствованиях, сколько о случаях, когда церковнославянские слова приобретают значения созвучных им русских слов. Дело в том, что многие одинаково звучащие слова и выражения в церковнославянском и русском языках имеют разные значения. Например, выражение злачное место по-русски означает 'место, где пьянствуют, предаются разврату', поэтому слова Псалтыри "На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя" могут вызвать недоумение. Хотя все очень просто: слово злачный в церковнославянском языке значит 'цветущий, полный злаков'. Про существование таких "ложных друзей переводчика" известно уже давно, но составители церковных служб никогда не делали попыток обыгрывать такую разность значений. Сейчас же ситуация начала меняться.

В одной из недавно составленных церковных служб при описании разгрома церкви большевиками читаем, что гонители "святыни церковныя поруганию и огню предаша, обители разориша, храмы яко овощная хранилища содеяша". Появление здесь овощного хранилища кажется инновацией, попыткой включить в церковнославянский текст реалии XX века: превращение церковных помещений в клубы, склады и овощехранилища — характерная и прекрасно узнаваемая черта советского времени. Между тем выражение овощное хранилище — это не инновация, а библеизм. Это слово неоднократно встречается в церковнославянском тексте Библии, соответствует греческому ????????????? и означает 'сторожка, шалаш, в котором живет сторож огорода'. Обычно это слово используется в риторических конструкциях, показывающих, в какое ничтожество может превратиться большой цветущий город, — "и Иерусалим яко овощное хранилище будет". Если в Библии это выражение используется для описания катастрофы, крушения цветущего города и превращения прежней роскоши в убогий шалаш на краю виноградника, то у современного читателя ов?щное хранилище ассоциируется с овощехранилищем — складским помещением, предназначенным для хранения овощей. Вне всякого сомнения, авторы этого текста отдавали себе отчет в том, что этот пассаж может быть понят двумя разными способами, и сознательно допустили возможность такой языковой игры.

Большинство новых служб посвящено жертвам преследований советского времени. Сейчас их называют новомучениками, однако изначально это слово имело другое значение. Впервые в богослужебных книгах слово новомученик появилось во второй половине XIX века. Так называли греческих святых, погибших от рук турок после падения Византии. По отношению к мученикам III-IV веков они действительно были "новыми".

Когда в 1918 году были составлены первые молитвы, в которых упоминались мученики за веру, убитых большевиками священников назвали не новомучениками, а новыми страстотерпцами. Новомучениками же их стали называть лишь во второй половине XX века русские эмигранты. Именно в эмиграции в 1981 году прошла первая канонизация новомучеников и исповедников российских (в России их канонизация началась в перестроечные времена). Вплоть до конца 1980?х годов в церковных изданиях, выходивших на территории СССР, употребление слова новомученик было невозможным по цензурным соображениям. Досталось даже греческим святым XV века, которых, чтобы не дразнить цензоров, перестали называть новомучениками.

Несмываемый грех или беда?

Составителям новых служб приходится решать совершенно нетривиальную задачу. Дело в том, что среди новоканонизированных святых по понятным причинам преобладают мученики. А формулы, при помощи которых в церковных песнопениях описывалась жизнь и смерть мучеников, были выработаны в глубокой древности, когда составлялись службы тем святым, которые были убиты во время гонений III-IV веков. Поскольку церковное искусство традиционно, от привычных словесных клише бывает очень трудно отказываться. А приходится! Применять некоторые устойчивые формулы по отношению к событиям XX века совершенно невозможно, поскольку там обнаруживаются, например, дикие звери, которыми мучеников травили на арене цирка. Да и вполне нейтральная формула "от меча убиен" по отношению к эпохе пулеметов и винтовок звучит несколько странно. То, что было актуально во времена гонений императора Диаклетиана, не соотносится с реалиями советской России.

Не имея готовых блоков, из которых можно сконструировать новый текст, и не имея возможности включать в церковнославянские тексты слова вроде тачанка, комиссар или следователь, составителям служб приходится использовать максимально обобщенные формулы, которые в равной степени относятся и к ветхозаветной древности, и к современности. Никто не мешает, например, назвать тачанку колесницей (колесницы египетского фараона фигурируют еще в Ветхом Завете), а для комиссаров, следователей и комсомольских вожаков имеются вполне традиционные наименования безбожные ('не знающие Бога'), беззаконные ('не следующие закону'), гонители, враги, мучители. Значит ли это, что традиционные формулы победили и из архаичных элементов удалось собрать текст про современность?

И да, и нет. Неожиданно оказывается, что вполне традиционные формулы приобрели новые оттенки значений и превратились почти что в собственную противоположность. Например, Гражданская война названа братоубийством ("Попусти Господь братоубийству и междоусобным бранем в Земли Российстей быти"). Вроде бы все привычно и традиционно. Однако, если мы посмотрим, в каких контекстах поздние службы используют слова братоубийство, братоубийца и т.д., то увидим некоторую разницу. Если в старых богослужебных текстах братоубийство — это несмываемый грех, соотносимый с грехом Каина, убившего брата Авеля, или с грехом Святополка, убившего своих братьев Бориса и Глеба, то в службах конца XX — начала XXI века иное отношение к братоубийству. Братоубийца — это уже не личная характеристика, а обобщенный образ участника братоубийственной войны. То есть в братоубийстве Гражданской войны авторы церковных служб видят общую беду и не делят ее участников на правых и неправых.

Прецедент такого понимания братоубийственной войны следует искать не в традиции богослужебной поэзии, а в светской литературе о Гражданской вой-не. Вспомним хотя бы хрестоматийные строки Цветаевой: "Все рядком лежат. /Не развесть межой. /Поглядеть: солдат. /Где свой, где чужой?

/Белый был — красным стал: /Кровь обагрила. /Красный был — белый стал: /Смерть побелила". Братоубийство перестает восприниматься как Каинова печать, и за тех, кто убивал соотечественников, стало возможно молиться. В службе, посвященной митрополиту Киевскому Владимиру, убитому большевиками, говорится, что он "о согрешивших братоубийством ходатай быв". Это система ценностей нашего времени. Представить себе древнерусского подвижника, который бы молился о брато-убийце Каине совершенно невозможно.

Русь — Россия — и снова Русь

С влиянием светской культуры связаны и особенности употребления в богослужебных текстах двух вариантов названия страны: Россия и Русь. В древнейших службах русским святым встречается только слово Русь. Этот вариант мы обнаруживаем и в службе самым первым русским святым Борису и Глебу ("днесь земля Русская вами светится"), и в службе Алексию Московскому ("Церкви Русския первопрестольный иерарше"), и в других текстах. Но после того как слово Россия стало официальным названием государства, слово Русь довольно быстро исчезло и из богослужебных текстов. Наименование Россия сохраняло абсолютное господство вплоть до начала XX века и начало сдавать позиции не под влиянием политических изменений, а в результате процессов, которые на протяжении XIX века происходили в русском языке. В начале XIX века под влиянием фольклора в литературу приходит выражение Святая Русь. С легкой руки В.А. Жуковского начинается противопоставление, с одной стороны, Святой Руси — явления если не мистического, то духовного плана, а с другой, — государственного образования Российская империя. В начале XX века выражение Святая Русь начинает широко использоваться в церковной проповеди. А уже перед революцией выражение "да не погибнет Русь Святая" было использовано в службе Гермогену Московскому.

А затем наступила пауза. Революция, гонения на церковь на четверть века прервали издание богослужебных книг. При этом новые тексты продолжали создаваться, но распространялись они в рукописных и машинописных копиях. Легализация этого богослужебного самиздата и включение его в богослужебные книги сделались возможными лишь с конца 1970-х годов прошлого века. Среди этих текстов была и известная стихира "Русь Святая, храни веру православную, в ней же тебе спасение". Сегодня эти слова можно прочитать на сумках, автомобильных тентах и плакатах, поэтому трудно себе представить, как они воспринимались в 1960-1980?е годы, когда положение церкви в СССР было совсем иным.

Этот текст оказался прецедентом, на который ориентировались последующие авторы богослужебных текстов. Выражения Русь Святая и Русь начинают использоваться все чаще и чаще. Расширению сферы использования слова Русь вместо Россия способствовало не только то значение, которое в культуре приобрел концепт Святая Русь, но и изменение официального названия церковной организации. Если до революции она называлась "Православная российская церковь", то с середины 1920-х годов она приобретает название "Русская православная церковь". Если раньше слова Россия/российский почти вытеснили слова Русь/русский, то теперь побежденные начали постепенно отвоевывать пространство. В том комплекте книг, которые используются в современном богослужении (это порядка 30 объемных томов), имеется 1248 вхождений слов с корнем росс- и 176 с корнем рус-, причем большая часть примеров с рус- встречается в текстах, появившихся совсем недавно. И этот процесс не только продолжается, но и активизируется. Весной 2013 года Синод утвердил решение о последовательной замене в ряде текстов слова российский на русский. Стихийный процесс стал вполне целенаправленным.

Таким образом, современность входит в церковную словесность и под влиянием литературы нового времени язык и поэтика богослужебных текстов постоянно изменяются. Это относится и к другим областям церковного искусства. После канонизации новомучеников на иконах появились красноармейские пилотки, четырехгранные штыки и даже очки.