Выставка живопись
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
На первой за 40 лет ретроспективе легендарного Георгия Якулова (1884-1928) Третьяковка показывает живопись, графику, сценографические рисунки и даже чернильницу. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Некоторым художникам легче удается войти в историю персонажами, а не драматургами. Так и Якулов широко известен не своими работами, а выразительной физиономией джигита на фоне ковра и холодного оружия на портрете кисти Петра Кончаловского. Якулов и Кончаловский некоторое время были соседями по легендарному дому 10 на Большой Садовой, где располагается "нехорошая квартира", но в искусстве их пути сходились редко. Сооснователь "Бубнового валета" на всю жизнь остался сезаннистом, чем дальше, тем сильнее сливаясь с конъюнктурой социалистического реализма. Якулов пережил несколько крупных увлечений художественными модами, наслаивая на основной стержень все больше и больше современных приемов. Уроженец Тифлиса переехал с семьей в Москву после смерти отца, поучился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, был ранен в русско-японской войне и начал свою выставочную биографию подражаниями, вернее, переводами структуры японских гравюр на европейские сюжеты. Диагональный мост с рисунка великого Хиросигэ, скопированного еще в XIX веке Ван Гогом, стал основным композиционным принципом Якулова. Только вместо японских крестьян в начале 1900-х Якулов пишет скачки, прогулки и светские рауты. Исключительная усидчивость в передаче деталей дает ему путевку на выставки "Мира искусства" и Союза русских художников.
Затем Якулов увлекается Италией до Рафаэля, добавляя статуарное спокойствие густонаселенных сцен Джотто и Пьеро делла Франчески к своему коктейлю. Знакомство с футуристами переключает внимание художника на город и электричество, театральная сценичность сменяется киношной разбивкой на кадры, японская диагональ обрастает острыми ракурсами и завихрениями. Якулов разрабатывает свою "теорию разноцветных солнц" (о роли света в смене исторических стилей) и, как принято считать, влияет на основателя так называемого орфизма Робера Делоне, с которым общался в Париже. Правда, к беспредметничеству — высшему достижению авангардного прогресса — художника не тянет. Абстрактнее всего Якулов работает в декоративной панели "Нападение льва на лошадь" (1916). Фигуры животных здесь едва различимы и совсем не энергичны: картина напоминает руины Акрополя — сплошные завитки волют и куски мрамора. После революции Якулов подписывает "Декларацию" придуманных Есениным со товарищи имажинистов, оформляет их книги, много работает в театре — у Таирова например. Задолго до Парижской выставки 1925 года, познакомившей мир с ар-деко, Якулов делает примерно то же самое. В оформлении кафе "Питтореск" (после революции — "Красный петух") детали реалистические — женские лицо и ступня — выступают из нагромождения кубистских плоскостей.
Такая эстетика очень идет капитализму, но даже в годы нэпа ее распространение в Советской России ограничивалось в основном театральными подмостками. Якулов пробует себя и в монументальной пропаганде. Вот монумент 26 бакинским комиссарам, выполненный в форме модной тогда — благодаря Башне III Интернационала, придуманной Татлиным,— спирали. Из этого проекта, в котором сошлись конструктивизм, Восток и торжественность статуи Свободы, у Якулова не вышло сделать настоящий монумент, зато получилась изящная чернильница (по размерам гипсовый проект и бронзовый аксессуар совпадают). Художник досуга и кафешантана не очень хорошо вписался в революцию, зато соответствовал представлениям о мягком, живописном конструктивизме, близком Сергею Дягилеву. Потому величайший антрепренер и заказал Якулову писать либретто и делать декорации к единственному в истории "Русских сезонов" балету на тему Советского Союза и культа труда — "Стальной скок" на музыку Прокофьева. Труды Якулова, правда, пропали почти что втуне, ибо успеха балет не имел, а подготовительные эскизы к костюмам рассеяны в европейских музейных коллекциях и Третьяковке недоступны. Впрочем, и того, что есть, достаточно, чтобы увидеть в Якулове местами хлипкий, местами крепкий мостик между эпохами и стилями.