"Театр многое впитывает"

Фестиваль театр

В конкурсе "Золотой маски" Новая сцена петербургского Александринского театра показала два спектакля — "Камера обскура" и "Экспонат/Пробуждение". О том, как реализуется программа экспериментального кластера при академическом театре, художественный руководитель новой сцены МАРАТ ГАЦАЛОВ рассказал обозревателю "Ъ" РОМАНУ ДОЛЖАНСКОМУ.

— Почти два года назад, когда открывался комплекс Новой сцены, нас удивляли техническими новшествами — уникальной механизацией сцены, собственной телестудией, QR-кодами на дверных ручках и прочими чудесами. Насколько все это используется и действительно ли оказалось нужным?

— Я сам очень спокойно отношусь к техническим новшествам. Многие молодые режиссеры — да и немолодые тоже — подчас довольно бессмысленно используют новые технологии. Все должно быть на службе у замысла. С другой стороны, в современном театре технологии иногда сами могут провоцировать художников и оказывать влияние на формирование замысла. Очень быстро и такое случается: вчера что-то было мечтой — а сегодня стало банальностью. Мне кажется, должно быть много инструментов наготове, а какими и как именно воспользуется автор того или иного спектакля, уже вопрос его таланта и вкуса. Сегодня появляются проекты, где режиссер не нужен. Или художник не нужен, или драматург. Некоторые и без артистов обходятся. Привычные способы создания театрального продукта активно пересматриваются — и это плодотворный процесс.

— А Новая сцена, по-вашему, это отдельный бренд или все-таки часть академического Александринского театра?

— Мне кажется, у нас уникальная ситуация. С одной стороны, здесь совершенно иной, чем на исторической сцене, контент — Новая сцена придумана как место для поисков, для междисциплинарных экспериментов. С другой стороны, это своего рода полигон для знаменитой академии — такова была идея худрука театра Валерия Фокина. Не надо забывать, что мы с Основной сценой все-таки составляем единый организм, у нас и постановочная часть одна, и, что гораздо важнее, единая труппа. Когда мастера Александринской труппы выходят на Новую сцену в работах молодых режиссеров, происходит как раз та взаимная подпитка поколений и школ, ради которой все и затевалось. По себе знаю — встреча с большим артистом для молодого режиссера всегда помогает открыть новые смыслы профессии.

— В какой степени, по-вашему, место, называемое театром, должно быть открыто прочим видам творческой активности? Есть опасность размывания основной функции?

— Театр многое впитывает. У нас большая лекционная программа — и архитекторы читают лекции, и журналисты, и концерты современной музыки делаем, и современным танцем занимаемся, драматургические лаборатории, две магистратуры...

— Афиша серьезная, это очевидно. В таких случаях говорят о взаимном, так сказать, опылении публики — о том, что любители архитектуры приучатся к театру, театралы станут больше понимать кино и т. д. Мне интересно, насколько эффективной кажется вам эта популярная сегодня стратегия?

— Заниматься этим надо подробно, здесь не может быть быстрого результата. Мы внимательно смотрим, как проходит процесс: сначала действительно публика ходила по своим "кружкам". Но сегодня ситуация меняется — мы видим, что на наших спектаклях появляется публика, которая раньше вообще не ходила в театр. И это какая-то другая публика, готовая встречаться не с привычным, а с неизвестным. Есть немало зрителей, готовых воспринять художественную новость. Конечно, все зависит и от запросов публики, и от баланса афиши, и от города, где работаешь.

— Тогда о городах. У вас есть опыт руководства театрами, в том числе в суровом шахтерском Прокопьевске. Там возможно сегодня привить интерес к неизвестному?

— Конечно, но только это тоже большая работа. В Прокопьевске зрители через какое-то время стали приходить на довольно сложные спектакли, и их было немало. С Новой сценой Александринки все равно ту историю нельзя сравнивать — в Петербурге это совершенно новое дело, поэтому все приходится создавать с нуля. Никто не упрекает: мы здесь к другому привыкли.

— Сейчас чиновники все чаще заводят разговор о том, что гостеатры должны сами зарабатывать. Пеняют тем, кто тратит бюджетные дотации, но не приносит обратно миллионы. В числе других и Александринский театр стали упрекать...

— Демагогическая концепция "экспериментируйте на свои деньги" кажется мне крайне опасной для развития искусства. Оценивать театр только по его доходам — чистое безумие. Поисковый театр никогда не зарабатывает, и нельзя ставить перед ним такие задачи, если только нет идеи его удавить. Общество должно понять, что если не содержать эксперимент, то у театра нет будущего. И театры очень скоро станут столь архаичными, что сам налогоплательщик, об экономии средств которого якобы эти чиновники пекутся, будет обходить их за версту. Разные бывают налогоплательщики. Страна огромная, в ней всякие люди живут. Не нужно за них решать, сами разберутся.

— В свете последних событий — опасность развития самоцензуры в себе и окружающих чувствуете?

— Конечно, внешние импульсы резонируют в наших головах. В последнее время все чаще слышу робкий вопрос: "А это можно?" Скоро, наверное, будут спрашивать: "А Достоевского можно?" И не нужно нам рассказывать про расцвет подцензурного советского театра. И про некие "традиционные ценности". Цензура всегда была тормозом для развития искусства. Возвращаться назад? Нет, не хочу.